Домовой - стр. 2
В этот праздничный вечер, когда горожане сидели со своими семьями за домашним столом и… и помощник Смитти тоже, чёрт бы его разобрал! – этим вечером дом Пиккенсов выглядел как-то особенно мрачно. На его бледном фасаде не светилось ни единого огонька, а на крыше вертелся флюгер в виде ржавого кота с погнутым хвостом и жалобно поскрипывал, словно сам был живой, а хвост его – уже нет.
Шериф позвонил в дверь, но ему не открыли. Тогда он обошёл дом кругом и обнаружил, что одно окно в первом этаже разбито. Дело было – ясно – тёмное. Он щёлкнул фонариком и посветил в чёрную пасть окна, скалившегося блестящими осколками.
Как ни старался Каллахан, ничего рассмотреть ему так и не удалось. Доблестный служитель закона раз-другой позвал Пиккенсов и, не получив ответа, решился на отчаянный шаг – вторгнуться на частную собственность. Ну это по-их – отчаянный, а по-нашему – шаг самый что ни на есть обыкновенный, если не сказать – прогулочно-непринуждённый. Но мы отвлеклись.
Шериф по рации сообщил о своём дерзком намерении диспетчеру Скрабблу, но и тот не отозвался. В голову лезли лишь две версии: либо тут и впрямь творилась какая-то чертовщина, либо Скраббл променял свою смену на «Ночную смену» Стивена Кинга, сидя на служебном унитазе. Второе казалось куда как вероятней. Поэтому наш герой плюнул на Скраббла, то есть себе под ноги и принялся за дело. Действительно, не стоять же столбом, когда люди, очень может быть, нуждаются в твоей помощи!
Перво-наперво Каллахан вытащил из рамы особо опасные осколки. Затем он, поплясывая от холода, постлал куртку, буркнул: «Дж… Джеронимо», – и провалился в стеклянную прорубь морским котиком. Нет, не спецназовцем по-нашему, а лаптевским моржом.
Внутри темень стояла хоть глаз не отрывай, а тут ещё фонарик замигал и вовсе погас. Это уже, вне всяких сомнений, попахивало сущей чертовщиной. Значит, дальше с шерифом должно было произойти нечто ужасное (на своём веку он посмотрел немало кинофильмов и знал жизнь во всех её жанрах). Решив не испытывать судьбу, он нащупал выключатель, стукнул по нему кулаком и – зажмурился. Но не от колкого света, нет. Он наконец увидал мистера и миссис Пиккенс, да в таком количестве, что зарябило в глазах.
С портретов, которыми были увешаны все четыре стены, на него смотрели хозяева дома, выполненные в самых разных позициях и антуражах. Вот миссис Пиккенс в седле, вот миссис Пиккенс в наготе, вот мистер Пиккенс в маргаритках, вот мистер Пиккенс в нирване, вот мистер Пиккенс в миссис Пиккенс, а вот миссис Пиккенс в…
Шериф опять зажмурился. Не сделай он этого, у него бы точно случился эпилептический приступ от всего этого многообразия одной и того же. Жуткий оптический эффект усугублялся тем, что стены гостиной – а наш герой находился именно в ней – были выкрашены в розовый цвет, до того едкий, что им можно было пытать дальтоников. Возвышенные натуры, что с них взять.