Дом у реки - стр. 24
«Нет, это неправда», – пронеслось у меня в голове. Это сон. Так не может быть. Сейчас этот сон закончится и вернется папочка. Он обязательно вернется, и мы с ним поедем за протезами. Боженька, если это так, то пусть сон закончится, я прошу тебя. Я сделаю всё, что ты хочешь. Хочешь, лучше забери мою жизнь, я же всё равно калека, а папочка пусть живет… Но сон оказался явью…
На следующий день гроб с телом отца погрузили на трактор, и похоронная процессия из нескольких человек отправилась на кладбище в райцентр. Я сидела возле окна и смотрела вслед удаляющейся процессии. Слезы градом текли по моим щекам. Папочка, мой любимый папочка, как же я теперь буду жить без тебя? Что меня ждет?..
Мать вернулась очень поздно. Было видно, что она изрядна пьяна. Молча зайдя в мою комнату, она за волосы стянула меня с кровати, затем скинула в угол мою постель.
– Отныне ты будешь спать на полу, – сказала мать. Она на минуту вышла из комнаты и вернулась с резиновым шлангом в руке.
– Мамочка, не надо, пожалуйста, – успела сказать я. В следующую секунду удары резинового шланга обрушились на меня. Она молча била меня по всем частям тела.
– Мама, ну пожалуйста, не надо! – кричала я.
Но её было не остановить. Она вошла в раж и била меня до тех пор, пока не устала. Затем она так же молча качающейся походкой пошла в свою комнату, и через десять минут я услышала её храп. Я ещё долго лежала в ночи и плакала в подушку, чтобы мать не услышала и не проснулась. Всё моё тело горело от её ударов. Когда в окно стали пробиваться первые лучики солнца, я уснула.
На следующий день ночью к матери приехал дядя Коля-милиционер. Они снова пили с матерью на кухне водку.
– Ты знаешь, Полина, мы теперь с тобой подельники, – сказал дядя Коля. – Твой-то Борис пытался вылезти из избы. Но я колом подпер дверь. Он орал, кричал, звал на помощь, а потом умолк.
– Николай, я этого никогда не забуду. Будь уверен, я твоя должница навек, – ответила мать.
– Да знаю я, Поля. Ладно, давай помянем раба божьего Бориса, – сказал дядя Коля.
– Ага, пусть горит в аду, паскуда, он из меня за последнее время все соки выпил. Спасибо тебе, Николай, – ответила мать.
После услышанного слезы ручьем потекли по моим щекам. Я накрыла свою голову подушкой и всю ночь прорыдала…
С этого дня в моей жизни всё поменялось. Пришла весна. Мать заставляла меня таскать воду из речки ведрами. Хотя речка была недалеко от нас, мне требовался час времени, чтобы дотащить до избы одно ведро воды. Иногда на полпути я опрокидывала ведро, и приходилось снова возвращаться к реке за ведром. А таких ведер каждый день требовалось пять. Поэтому я вставала с рассветом, чтобы к тому моменту, как мать проснется, в доме было бы хотя бы одно ведро воды. Если я не успевала принести к её подъёму одно ведро воды, мать брала резиновый шланг и избивала меня. Хорошо, если погода была хорошей, тогда таскать ведра было не так трудно. Но если на улице был дождь или грязь… То сделать это было очень трудно. По скользкому спуску я не раз скатывалась вниз к реке и фактически вгрызалась в грунт зубами, чтобы вытянуть ведро воды на бугор. Перепачкавшись грязью, я втаскивала ведро в избу, и мать избивала меня резиновым шлангом за то, что я пачкаю пол в избе и пачкаю свою одежду. Со временем мать перестала меня звать к столу, чтобы поесть. Она просто брала миску и подставляла её к моему лежаку. Первое время она клала рядом с миской ложку, чтобы я могла вставлять её в кожаный браслет и есть как человек, а не животное. Но когда ремень порвался, ложку она перестала мне давать, и мне приходилось лакать из миски как собака. Всё чаще к нам в дом стали приходить разные мужчины. Они обычно приносили водку, и мать охотно оставляла их ночевать в избе. По ночам скрип от кровати и стоны матери не давали мне уснуть порой до утра. Уже несколько раз незнакомый дядька ночью, когда мать засыпала, заходил комнате в комнату, садился рядом с моим лежаком и гладил меня. Мне было очень страшно, но позвать на помощь мать я не могла. Если первое время этот пьяный дядька гладил меня по волосам, то со временем он стал гладить меня всю. Я сжимала свои обрубки, тихо просила его, чтобы он меня не трогал, но его это только заводило. И так продолжалось часами, пока мать спала. В эти моменты я просила у бога лишь одного: чтобы наступило поскорее утро. Несколько раз к нам в избу приезжала из города тетенька, которая называла себя соцработником. Она задавала мне вопросы, на которые я отвечала. Перед тем как приехать этой тетеньке, мать говорили мне, что и как я должна ей отвечать. Мать стелила мне кровать и убирала из моей комнаты помойное ведро. Рядом с кроватью она укладывала игрушки и одевала меня в чистые вещи. Я очень боялась мать и поэтому говорила лишь то, что приказывала мать…