Дом на краю света - стр. 34
Это длилось какое-то мгновение, но я был уже на другом берегу. После того вторника я не мог, даже если бы очень захотел, не думать о Бобби. Все отличительные свойства его личности, все его поступки сделались для меня какими-то особенно реальными, и я то и дело пытался представить себе, что это значит – быть им.
Вечер за вечером мы, как сыщики, бродили по улицам. Мы подружились с нищим по имени Луи, ночевавшим в ящике от рояля. Он покупал нам красное вино в обмен на продукты, которые я утаскивал с нашей кухни. Через пожарные люки мы вылезали на крыши домов в центре города, чтобы пережить это ни с чем не сравнимое ощущение пребывания на высоте. Наглотавшись таблеток, мы часами шатались по свалке, сверкающей, как алмазная копь: нам попадались таинственные гроты и какие-то особенные холмы, лучащиеся лунным выбеленным светом, который я все пытался поймать руками. На попутках мы ездили в Цинциннати, чтобы проверить, успеем ли смотаться туда-обратно прежде, чем нас хватятся мои родители.
Однажды – вечером в четверг – Бобби привел меня на кладбище, где были похоронены его брат и мать. Мы закурили.
– Старик, – сказал Бобби, – я не боюсь кладбищ. Покойники такие же люди, как мы с тобой, и хотели они того же самого.
– А чего, по-твоему, мы хотим? – спросил я, чувствуя, что марихуана начинает действовать.
– Э, старик, – сказал он, – ну, просто того же, чего они.
– Так чего же?
Бобби пожал плечами.
– Я думаю, жить.
Он провел ладонью по траве и протянул мне косяк, мокрый от его и моей слюны. Я выдул белую струю дыма в небо, на котором мерцали Плеяды. За нами светились огни Кливленда. Промчавшаяся мимо машина оставила в прохладном воздухе несколько тактов “Helter Skelter”[10].
Настал апрель. Купальный сезон еще не открылся, но по моему настоянию мы отправились в карьер, едва стаяли последние сугробы. Я знал, что мы будем купаться нагишом. Я подгонял время.
Был ясный, словно промытый долгими холодами, весенний день. Небо было бледно-голубым, как талый лед. Из-под земли показались уже первые, самые неприхотливые цветы с толстыми стеблями. Карьер находился в трех милях от города. Небо отражалось в его темной неподвижной воде. Не считая нас с Бобби и одинокой коровы цвета жженого сахара, которая прибрела с пастбища попить на мелководье, на берегу никого не было. Можно было подумать, что мы приехали на высокогорное ледниковое озеро в Гималаях.
– Красиво, – сказал Бобби.
Мы закурили.
С ясеня, на котором еще не раскрылись почки, вопросительно вскрикнув, сорвалась голубая сойка.
– Мы просто обязаны искупаться, – сказал я. – Просто обязаны.