Дом, куда мужчинам вход воспрещен - стр. 17

 – последнее до слез смешит Симону – не являются для нее чем-то недостижимым. Стоять на голове Симоне столь же удобно, как другим на двух ногах, и она уверяет, что как только взгромоздится на голову, как все встает на место. Мысли в первую очередь.

Розали преподает йогу. Она дает по нескольку уроков в неделю актерам и соседям по кварталу. Но большую часть своего времени посвящает ассоциации, занимающейся трудными детьми. Розали предпочитает говорить «неспокойные, возбудимые, чересчур живые». Она часто думает о них. Особенно о Лине, которая в свои семь лет, с вечно нахмуренными бровками, похожа на озлобленную взрослую тетку. «Когда мы сердимся или нам грустно, мысли превращаются в прыгающих марсупилами»[18], – рассказывает им Розали своим ласковым голосом. Она учит маленьких подопечных медленному дыханию. И иногда они немного успокаиваются.

– Что делаешь?

Розали оборачивается. В который раз Симона думает, что Розали со своей светлой кожей и голубыми глазами – вылитая золотистая лань. Пугливая лань, зябко кутающаяся в две огромные шали, оранжевую и красную, одна поверх другой.

– Ничего.

– Давай ничего не делать вместе?

– Входи. Я заварила чай.

– Какой нектар у нас сегодня?

– «Тысяча улыбок»… смесь иланг-иланга, мандариновой цедры и имбиря с добавлением мелиссы, ванили и лепестков мальвы. Прелесть что такое!

Симона опускается в кресло, смотрит в окно:

– Муссон!

– Ты права, дома в такие дни лучше.

В дверном проеме возникает встрепанная голова Жюльетты:

– Я вас искала. Какие планы?

– Ждем погоды.

– «Земля неспешна, но бык терпелив»[19], – декламирует Симона.

– Что-то у тебя кислая мина, – замечает Розали.

– Sunday blues[20].

– Свернуть тебе косячок, цыпа моя? – спрашивает Симона.

– Лучше не надо. Боюсь приземления. А музыка у тебя есть, Розали?

Что-нибудь кроме тибетских песнопений.

– У меня есть тибетские песнопения.

– Пойду принесу чего-нибудь… Барри Уайта[21], хорошо для согрева.

Жюльетта уже привыкла коротать воскресные послеполуденные часы то у одной, то у другой соседки. Эти дни они проводят вместе в одной из квартир, пока не настанет время обеда у Королевы на пятом этаже. Одна мастерит, другая читает. А то медитируют, играют в карты, варят варенье.

У Розали покойно и умиротворяюще. Белые стены, бонсай, открытки, расставленные на камине.

– Сидней, Борнео, Луангпхабанг, – перечисляет Жюльетта. – Смотри-ка! Новая появилась.

– Сан-Педро-де-Атакама, – тихо произносит Розали.

– Это высоко, четыре с половиной тысячи метров!

– Это далеко, четыре тысячи километров!

Из ниши улыбается деревянный Будда. Перед ним рассыпаны цветочные лепестки, горит свеча, дымится палочка, распространяя запах сандала.