Дочери Лота и бездарный подмастерье. Часть 2 - стр. 14
Но разлучать с ней Аколазию на несколько часов в день представлялось Мохтериону невозможным. Конечно, можно было рассчитывать на то, что Аколазия и Детерима воспримут содержание, посильное для каждой из них и обе будут более или менее примерными слушательницами, но даже при абсолютной гарантии этого, некоторые соображения продолжали тревожить Подмастерья и колебать его готовность приступить к курсу.
Во-первых, из чисто педагогических соображений, желательно было изменить форму подачи курса и заменить устное изложение письменным. Во-вторых, Подмастерью хотелось изложить этот курс в письменном виде в силу исключительного отношения древних евреев не к слову изреченному, а к слову изображенному, перенесенному на неорганический материал. Это последнее соображение решило вопрос в пользу подачи материала в письменном виде. Аколазия читала бы, а в случае надобности перечитывала, написанное для нее, а Детериму подобная форма учебы никак не могла бы стеснить и в таком подчеркнуто ненавязчивом виде даже привлекала бы и, следовательно, давала больше.
Теперь, казалось, оставалось разобраться с мелочами: с частотой передачи учебных материалов, назначением времени для обсуждения прочитанного, подыскиванием для Аколазии рабочего экземпляра Библии и последним, заключительным вопросом, касающимся бесперебойной подготовки для нее материала в следующих друг за другом выпусках.
Несколько лет тому назад Подмастерье начал было пересказывать девятнадцатую главу Бытия, но дальше двух стихов продвинуться не смог. Он хорошо помнил злость, охватившую его при собственном бессилии и заставившую отказаться от замысла пространно изложить ветхозаветную историю, в некотором смысле романизировав ее. Что же у него получились?
С самого начала он понял, что чем больше собственных слов и предложений он вставляет в ветхозаветное повествование, тем дальше отходит от его духа, тем больше разжижает и искажает его. Годы не столько научили его кое-чему, сколько приучили более снисходительно относиться к своим недостаткам. На иную, отличную от прежней оценку его нынешних способностей не достало бы.
Но его все же тянуло продолжить начатое, и он наказал себе не отступать. Как же обстояло дело? Он не видел иного выхода, как постижение ветхозаветного текста через прочувствование всей меры его искаженности в своем изложении. Другого подхода к нему он не мог найти и считал его вполне приемлемым.
С другой стороны, терзать себя из-за несовершенства своего понимания, когда в учебных целях необходимо было дать Аколазии хоть какое-то для сравнения с ее собственным, было неуместно. В конце концов, нельзя было лишать ее удовольствия почувствовать превосходство своего проникновения в суть изучаемого перед его вариантом толкования. Разве подлинный учитель мог ожидать для себя большей награды?