Дочери Лота и бездарный подмастерье. Часть 2 - стр. 15

XIII

Мохтериону захотелось увидеть Аколазию и поделиться с ней только что принятыми решениями, но чувство неловкости снова удержало его у дверей ее комнаты. Почувствовав утомление и досаду, не отдавая себе отчета в своих действиях, он присел на стол, стоящий в зале. У него сразу же появилось такое чувство, будто его уличили в бессмысленной краже.

Причиной этого чувства было совершенно непереносимое сознание, что эти выдуманные им и навязываемые загнанной к нему судьбой и не способной от них отказываться Аколазии курсы нужны были не столько ей, сколько ему, и, пожалуй, только ему. Получалось, что он, пользуясь беспомощностью слушательницы, удовлетворяет свою прихоть.

Меняя свое положение на столе, рассесться на котором оказалось не так-то просто, он перенес центр тяжести на другую руку и задел массивную пепельницу, которая не замедлила слететь со стола и с треском разбиться на кусочки. Мохтерион замер, как провинившийся школьник. Если бы не последовало никакой реакции из соседней комнаты, он пошел бы за веником, собрал бы осколки и удалился бы к себе со своей неудовлетворенной страстью переговорить с Аколазией.

Прошла минута, а за ней еще три. План дальнейших действий был ясен. Он зажег свет, принес веник и начал собирать осколки. Когда он собирал кучу на совок, скрипнула дверь и в щель просунулась голова Аколазии.

Он посмотрел на нее и, как бы в наказание себе за произведенный разбой лишив себя права произносить членораздельные звуки, махнул ей рукой, давая понять, чтобы она подошла к нему. Она выполнила его просьбу.

На ней был полупрозрачный сарафан, посмотрев на который, он подумал, что изобретение одежды было первым цивилизованным предприятием в историческом прошлом, направленным на умножение преимуществ нецивилизованности, ибо одежда приковывала внимание к таким вещам и будила воображение там, где до ее изобретения мысль и фантазия не нашли бы себе чего-нибудь достойного внимания.

Аколазия стояла рядом с ним.

– Подожди секунду, я хочу поговорить с тобой, – сказал он и вынес совок из залы.

Он замешкался в поисках оберточной бумаги для мусора. Так и не найдя ее, он разложил на полу три газеты и высыпал на них мусор. Затем осторожно завернул и, придав своей продукции подарочный вид, положил сверток на край буфета.

Аколазия сидела на кушетке. Он сел рядом с ней.

– Как Детерима, не бунтует?

– Ты об этом хотел со мной поговорить?

– Да нет. У меня другое дело.

– Тогда я отвечу тебе завтра, если ты не против.

– Нет. Я не против. Но что, так плохи наши дела?

– Нет, но лучше повременить.