До завтра… если жив буду… - стр. 3
3.
Дед устроил всем домашним разнос, он бунтовал против собственного возраста и торопился в могилу либо на операцию по удалению помутневшего хрусталика и заменой его на интраокулярную линзу. В подробности и в детали процесса он вдаваться вообще не хотел, требовал лишь ускоренного принятия решений, способствующих приближению локальной молодости, пусть даже с помощью хирургического вмешательства в отдельно взятый орган.
Доставив его в больницу, и отправив на обследования, я и брат сидели на кушетке, тщательно упакованной в полиэтилен, ожидая врачебного вердикта, рассматривая желто-зеленые стены и курсирующих стариков с повязками на глазах, облаченных в пятнистые махровые халаты. Санитарки развозили по палатам вонючий обед, гремя засаленными тарелками, алюминиевыми гнутыми ложками и эмалированными бачками, пестрящими черными сколами.
Дверь распахнулась и к нам энергично вышел плечисто-пузатый доктор, преисполненный восторга и добродетели, словно пьяный архангел:
– Дед – жара!
– Бунтует? – не скрывая скуки, практически хором спросили его мы.
– Нет. Все нормально. Ведет себя очень вежливо, дефилирующих мимо него сестер одаривает плитками шоколада – врач сделал паузу, задумался, потоптался с ноги на ногу, будто готовясь выпорхнуть в форточку, но соотнеся свои размеры с оконным проемом, проговорил предлагая выбор: – Хрусталик русский бесплатно, немецкий – пять тысяч…
– А операция? – постарался уточнить брат.
– Операция в любом случае бесплатно! – насупился доктор.
– Тогда немецкий. – сказал я, – Когда операция?
– Операция сегодня…длится недолго, можете подождать. Если захочет уехать домой, можете пациента забрать и сегодня, но не рекомендую, возраст значительный. Немного надо понаблюдать. – доктор тяжело вздохнул, словно кит, налетевший на старый коралловый риф, и продолжил, – Я насчет немецкого хрусталика…
– Что вы имеете ввиду? – не понял я, и пытаясь разглядеть в его играющей мимике ответ, сделал шаг вперед.
– Расстроится! – многозначительно сказал доктор, разведя обреченно руки в сторону, – Он против немцев воевал, великую отечественную прошел, друзей, родных потерял, а теперь на склоне лет: – На дед, немецкую линзу в глаз! Получай!
Все эти «получай» сопровождались пародией на рукопашный бой и метание невидимой осколочной гранаты в толпу фашистских призрачных диверсантов. В этот момент мне показалось, что во всей этой драме больше всех расстраивается сам доктор, медленно, но верно вживаясь в шкуру своего тщедушного пациента.
– Мы ему не скажем. – сухо заверил врача брат.
А я, излишне учтиво взяв офтальмолога за толстый, батонообразный локоть, произнес: – Не переживайте!