Дневники 1862–1910 - стр. 98
Холодно, ветер, выпал снег, и опять все на санях.
20 марта. Провела в Москве 15-е и 16-е число. Оба дня была с Левой. Он в восторге, что напечатают его рассказ «Монтекристо» в «Роднике» апрельской книжки. Я тоже в восторге. Меня радует и интересует его попытка писательства и его удача с издателями, так сочувственно отнесшимися к его первым трудам.
В Москве узнала, что XIII часть запретили в Петербурге, а в Москве была арестована только «Крейцерова соната». Еду в Петербург, употреблю все старания, чтобы увидать государя и отвоевать XIII том.
Видела в Москве двух Олсуфьевых и Всеволожского и рада была им, очень хорошие ребята все трое. Дунаев совсем странен и болен. Привезла в Ясную Вареньку Нагорнову, это милое, светлое создание. Ей все были рады, и она сегодня только уехала. Таня и Маша в новых катках сейчас уехали ее провожать до Тулы, ночевать у Зиновьевых и смотреть передвижную выставку картин[82]. Поеду и я с мальчиками в воскресенье.
Ничего не интересует и ни о чем не могу думать, пока не решится судьба XIII тома. Сочиняю речи и письма государю, думаю, соображаю и жду только письма Толстой, которая должна известить меня, примет ли государь и когда. Левочка говорит, что он умственно заснул и плохо пишется. У него побаливает под ложкой, но на вид он бодр.
Ветер, тает, 5° тепла, грязь и езда на колесах.
21 марта. Читала Спинозу; поразили меня два рассуждения: первое – о власти и законах; власть должна подчинять людей, не страхом карать их за проступки, а, поставив идеалы, заставлять понять свою собственную пользу и стремиться к этим идеалам, в которые они бы поверили, как в свое же общее благо. Другое рассуждение о чудесах. Что люди le vulgaire, неразвитые, видят руку Божию только в том, что вне законов природы и вероятности, а совсем не видят Бога во всей природе, во всем мироздании. И вот они ждут от Бога чудес, то есть чего-то такого, что вне природы.
Девочки вернулись из Тулы, ночевали у Давыдовых, видели прошлогоднюю передвижную выставку картин и очень озябли. Ветер страшный, совсем буря; на точке замерзания, и все-таки тает.
С Андрюшей нынче опять было неприятно во время урока музыки. Он не может помнить самого дела, а помнит всё, что вокруг него; неприятно отдергивает руку, когда я дотронусь до его руки, отвертывается, когда я останавливаю его, и т. п. Я терплю, терплю, наконец накипит, и я или крикну на него, или ударю по руке и страшно расстроюсь.
Было письмо от Левы к Тане. Левочка необыкновенно мил, весел и ласков. И всё это, увы, от одной и той же причины. Если бы те, кто с благоговением читали «Крейцерову сонату», заглянули на минуту в любовную жизнь, которой живет Левочка и при одной которой бывает весел и добр, то свергли бы они свое божество с пьедестала, на который его поставили! А я люблю его такого, нормального, слабого в привычках и доброго. Не надо быть животным, но не надо быть насильно тем проповедником истин, которых не вмещаешь в себе.