Дневник - стр. 41
Я подошел к песочнице, надеясь, что рисование на песке сможет хоть как-то скоротать время. Да, художник из меня не лучший, но все же… Что? Я рисую так же хорошо, как Поля решает задачи по геометрии? Она совсем не понимает геометрию, а все задачи решает па… Постой-ка!? Очень смешно! За такой комплимент ты получишь комплимент от шефа. Потерпи. Ха-ха!
В песочнице рисовать так и не пришлось, песочный холст был полностью занят другим художеством. Получай!
Как тебе такое нравится?
Такое на песке начертил Витя, скорее всего, для меня. Это я понял по буквам Д и А – они были точь-в-точь такими же, как и в его «ДА», обведенное в кружок. Чего я не понял, так это «у входа в Курямбию». Я не знал, что и где это находится.
Я уставился на надпись, завис над последним словом. Раскапывал его в своей памяти, но либо ему не хватило в ней ячейки, либо Курямбию с ее входом я никогда не видел. В то, что Курямбия – курятник, в котором курят, я верил с трудом.
Вновь обратился к мобильному. Со временем потерявший емкость аккумулятор оставлял желать лучшего. Его утренние 85% заряда превратились в 20%, и телефон требовал немедленно зарядить его. По идее, вне дома я телефоном не пользовался, а только изредка следил за временем, но в тот день слежка за временем стала основным моим занятием. Чтобы как-то сэкономить заряд, я сбавил яркость дисплея на минимум, в котором мог хоть что-то разглядеть в солнечный день, прикрывая ладонью. Каждые десять минут, по моему разумению, я смотрел на часы в его правом верхнем углу, но они сообщали, что прошло только три. Время тянууууууууууулось, а мне вспоминалась картина Дали «Постоянство памяти». На ней циферблаты часов тоже тяяяяяяяянутся, как желейные массы.
Я начал засыпать и заснул бы, возможно, упал бы в песочницу, если бы кто-то не положил мне руку на плечо.
– Арестован за осквернение народного достояния! Руки вверх! – Мои глаза широко раскрылись, руки поднялись. Я узнал голос Вити, узнал его руку на плече, но все равно испугался. Когда я попытался обернуться, он приставил что-то холодное к моей шее. – Без резких движений! Я открою огонь!
– Я ни в чем не виноват.
– Вы свободны.
Я опустил руки. Он сел рядом.
– Про какое достояние ты говоришь? – спросил я, глядя на здоровенный ключ в его руке, показавшийся мне дулом револьвера.
Он мотнул головой на песочницу.
– Я оставил тебе записку, Илья, а ты ее так жестоко испортил.
– Но… я… не… – На песке были следы моих подошв.
– Это шедевр. Разве ты где-нибудь видел, чтобы в музеях по картинам кто-нибудь ходил, если только это не задумка автора?