Размер шрифта
-
+
Диалоги снаружи и внутри - стр. 11
победившее в поединке,
только взойдет Оно,
ежедневное Солнце…
Я опасаться вдруг стала,
как древние инки:
вдруг не вернется?..
Из банки
За добровольным «железным занавесом»,
в банку запрыгнувшим помидором
гляжу через дымку стекла,
в маринаде вся.
Это не шутки вам —
взгляд помидора с укором!
А я захотела сама,
чтоб завинтили крышку,
мариновалась охотно
к другим красным пленникам.
О, как замечательна толща стекла —
не слышать!
не слышать вас,
свежие,
больше не верить вам!
Растите на грядках,
пейте подземные соки!
А я —
чем нужно —
иначе,
как надо —
иначе!
А я —
на взрытых полях этих —
как проигравшийся брокер,
с биржи да в банку,
не в банк…
Но стекло прозрачно,
и —
нам ведь тоже светло,
и нас припекает,
то есть наш плен и не так чтобы
слишком грустен.
Каждый из нас бесконечными мыслями занят,
каждый из нас готов —
пусть его надкусят!
Нам в ожиданье томительном
впитывать как-то не можется.
Нам бы на стол посолидней,
чтоб не напрасно.
Чтоб в пасти Истории
после
вспоротой кожицы
вкусом,
как эхом,
отдаться
и брызнуть
красным.
Особые войска
Какая это честь – стоять на страже,
сердечной страже чьей-то. Каждый стук
фиксировать, учет вести им, даже
распознавать пришедших: враг иль друг?
А если будет нужно, вскинуть дуло
надежного и близкого ружья…
Не спать! – дремать лишь, скорчившись, со стула
сползать и падать… «Что же это я?!» —
опомнившись, воскликнуть и с дозором
вновь обойти в зеленой – в цвет глазам! —
шинели все – от пустыря до бора,
приветить всех – от голубя до пса…
В ряды такие всяк не будет годен:
сплошь добровольцы – в этаких войсках!
Я среди них: выпрашиваю орден
за героизм – последнего броска.
Единокнижный
…Для себя и для другого – только тени,Для читающих об этом – только рифмы.М. Цветаева
Он был странен:
ночами не спал
и соседей будил
громким возгласом,
вдруг,
о чем-то вспомянутом.
Про него говорили,
что он – нелюдим,
ну, а он-то
всего лишь
не шел на попятную:
он людей заносил изначально
в два ясных столбца —
в плюс и минус.
И далее
плюсом отмеченных,
представлял себе всех —
под занавес,
у конца
пути своего земного —
отрезка вечности.
Престарелый ребенок,
двадцатых своих годов;
суеты вокзальной
поклонник,
обожатель
заброшенных станций…
Пламень солнца ему был —
призыв,
фосфор лунный —
зов.
Снисходительный
к стольким вещам
и готовый придраться!
Мне в наследство
кроме:
полночный его бред,
черный
чайноголизм,
кровля рваная
кленов
рыжих…
Старший друг мой невиденный
и —
мне роднее нет! —
старший брат —
не единственный! —
Единокнижный.
Его ремесло
Теперь я воюю.
С той самой даты.
Отринув изгибы
поникших плеч. —
То он мне сковал
серебристые латы
и —
легкий в руке моей —
острый меч.
И он же
Страница 11