Дэзи и ее мертвый дед - стр. 3
– Ну, говори! Я не понимаю.
– Да ерунда!..
– Тебе хотелось схватить эти ножницы?.. Так?
– Не совсем. Не только. Мне хотелось, чтобы вы схватили эти ножницы и все вокруг порезали…
– Все вокруг?
– Да.
– Шторы?
– Да.
– Одежду?
– Да.
– Все, что одето на тебе?
– Да.
– А ты?..
Она не ответила. Он вытащил из кармана очередную сигарету. Она повернулась, подошла к нему и чиркнула перед ним зажигалкой.
– Ясно, – сказал он. – Все это, конечно, необычно…
– Психоз?
– Нет. Я не о том.
– Я дура. Вы теперь будете думать…
– Ничего такого я не буду думать. И говорить никому не буду. Не бойся. Только один вопрос еще. Много ли тебе встречается людей, на которых тебе очень хочется порезать одежду?
– Нет.
– И тебе действительно хочется, чтобы я взял ножницы и порезал на тебе одежду?
Она не ответила.
– Взял бы ножницы и искромсал бы на тебе всю одежду?..
Она молчала.
– В мелкие кусочки?
Она не промолвила ни слова. Смотрела на него удивленно и, казалось, чуть испуганно.
– Ну, ладно, извини. Я пошел.
– Мне бы хотелось, – тихо произнесла она ему в спину, – порезать всю вашу одежду.
Он вздрогнул, будто его ударили током. Повернулся.
– Ну, – выдавил он. – В чем же дело? Мне не жалко. Невелика ценность.
На протяжении следующих полутора часов они не произнесли ни слова. Вышли на дорогу. Поймали такси. Приехали к нему домой.
Она стояла посреди комнаты, разглядывала обстановку, ждала, пока он искал ножницы.
Он подошел к ней, протянул ножницы и сказал:
– Начинай.
– Если вам это жалко, – ткнула она пальцем куда-то в его свитер, – можно надеть старые вещи.
– Чего там, – он махнул рукой.
– Наденьте что-нибудь цветное. Яркие вещи лучше звучат.
Он удивленно посмотрел на нее и, секунду поколебавшись, полез в шкаф. Достал оранжевую рубашку, подаренную ему когда-то бывшей женой. Рубашка была из блестящей, какой-то атласной ткани, приталенная, с огромным отложным воротником и черными пуговицами. Он ни разу ее не надевал. Достал светло-голубые джинсы, их он тоже не носил, они были ему уже тесноваты, чрезмерно обтягивали…
Пока он переодевался, она с отсутствующим видом щелкала ножницами. На ней были светлые, гладкие брюки, блузка из блестящей кремовой ткани с дырочками и ленточками, завязанными в бантики на рукавах и ключицах. Босоножки она сбросила у входа и теперь босиком стояла возле окна, ногти были украшены перламутровыми золотистыми пятнышками.
Она начала первой. Легла на пол, выпятив зад, натянула штанину джинсов и начала неторопливо, аккуратно, ровными ленточками по низу ее кромсать, чуть прикасаясь изредка холодным металлом к его ноге. Отрезала первую полоску. Потом вторую… Дошла до колена и остановилась. Он сбросил полоски со ступни и попытался представить, как он выглядит со стороны. Вид, должно, был дурацкий. Но он ничего не сказал, взял у нее ножницы и в свою очередь опустился на пол. Начал методично кромсать ее светлые брюки. Ткань скрипела чуть слышно, когда он резал ее – она действительно была плотной. Он делал это поначалу торопливо, ленточки от ее брюк получались у него широкими и неровными. Потом успокоился и стал резать ровнее, почти как она, неторопливо, аккуратно, эластично.