Дэзи и ее мертвый дед - стр. 5
Секунду помедлив, он поднял эти черные тряпочки, на них были рыжие колечки срезанных волос, поднес к глазам, медленно, совсем неспешно, будто в замедленной съемке, начал кромсать черные треугольники на мелкие кусочки. Трусы молчали. Они не были цветными. Он дышал теперь медленно, тихо и глубоко. Он чувствовал край.
Потом они долго валялись голые на кровати, испытывая взаимную опустошенность. Наконец он приподнялся, стал разглядывать ее – груди, ухмыляющийся пупок, лобок, покрытый рыжеватыми колечками, лиловые коленки. Поражала открытость рельефа. С голых холмов ее живота сбегали вниз хорошо протоптанные горные дорожки, указывая на наличие в долине кипящего гейзера…
На ее губах блуждала улыбка. Он тоже по-идиотски улыбался и думал: каков он в ее глазах? И важно ли это теперь? Имеет ли значение? Нет. Совсем нет.
Трогать ее он не стал. Ему казалось, она не поймет. Стоит ему прикоснуться к ней, она отпрянет и будет смотреть на него удивленно и насмешливо. Это его пугало. Да и не жгло ничего уже внутри, не тянуло, не кипело больше. Он достиг вершины. А она? Надо ли это выяснять?..
– Есть еще, – прошептал он. – Есть еще всякие вещи.
– Нет, – хрипло прошептала она в ответ. – Завтра. У меня… совсем нет… вещей.
– Как же ты пойдешь?
Он встал, нашел сигареты, сел у кровати. Посмотрел на заваленный обрезками пол и сказал:
– Схожу куплю тебе что-нибудь.
– Тут через пару кварталов секонд-хенд.
Каждый вечер после работы он теперь заходит в секонд-хенд и покупает одежду. Он покупает брюки, стараясь, чтобы они были плотными, предпочитая ткани из плащовки. Покупает старомодные нейлоновые рубашки. Покупает ей яркие, каких-то невероятно нежных розовых и канареечных цветов шортики, бриджи, панталоны, бермуды, топики, блузки-сетки. Покупает пижамы ей и себе, потрепанные кимоно из невероятно цветастого шелка, какие-то эластичные костюмы конькобежца и велосипедистки. Каждый раз он стремится покупать что-нибудь новое, еще неизведанное ими. Он выбирает только плотные ткани, скрипучие и яркие. Не любит всякий мохер. Он поочередно заглядывает во все городские магазины, торгующие секонд-хендом. К нему привыкли. Считают его старьевщиком. Секон-хенд недорого стоит.
Он купил портновские ножницы. Они большие, удобные, хорошо «сидят» в руке. Скрипят протяжно, признательно и удовлетворенно.
По утрам он собирает обрезки в пакет и относит их на ближайшую свалку. Ни о чем не жалеет. Жизнь обрела смысл.
Он перестал волноваться и кричать. На работе они практически не разговаривают. Он просто берет и переписывает от руки ее тексты – от первого до последнего слова. Она переносит его писанину в компьютер, оформляет соответствующим образом, ставит свою подпись и сдает. Бумажки с его каракулями аккуратно режет над урной ножницами.