Дэзи и ее мертвый дед - стр. 23
Шестидесятые. Таежный поселок. Он помнит себя тех лет. И радио. Радио его детства. На телеграфном столбе посередине села висел колокол. Он гремел на всю округу, километров на пять вдоль огромного залива – здесь Амур делал петлю. Он засыпал и просыпался под это радио. Летом спал на крыше сарая, в котором отец держал домашнюю живность. Странно, он не помнит неприятного запаха. Напротив – близость животных действовала умиротворяюще. Ночью куры с недовольством квохтали друг на дружку, и Марта, белая корова с коричнево-сиреневыми пятнами на боках, горестно вздыхала. Радио на столбе передавало популярные классические мелодии. Ни названий, ни композиторов он не запоминал, но с тех пор, услышав где-то (что бывало потом все реже) знакомую с детства мелодию, он ощущал легкое головокружение. Он видел себя, лежащим на грубо сколоченных досках, покрытых пыльным матрасом, летней ночью и погруженным в свои детские мечтания… на крыше сарая…
Шестидесятые. Появились шариковые ручки. В школе пользоваться ими не позволяли – считалось, что шариковой ручкой можно испортить почерк. Тогда придавали значение почерку. В холщовых портфелях носили чернильницы-непроливашки и перышки – для вставных ручек… Соня, как, впрочем, и Дэзи, так и не научилась нормально писать рукой, это уже другое поколение – «клавишники».
Появился нейлон, неземных расцветок плавки, носки. «Черный кот» и Тамара Миансарова. Брюки, расклешенные от колена. Пирожки на улице. Автоматы газводы. Высоцкий и «Тау-Киты». «Один день Ивана Денисыча» и «педерасы» в Манеже. Хемингуэй, Ремарк, Сэлинджер. Этими было сказано все. Больше ничего не надо было читать. Как серьезен был Хэм, человек без улыбки, не умеющий посмеяться над собой… Смейтесь! Или придется стреляться из ружья!..
Гагарин. Эйфория. Огромный колокол репродуктора, висящий на столбе в центре села, трагическим тоном Левитан медленно, с расстановкой, с издевательской паузой испустил величавый речитатив: «Говорит Москва!.. Работают все радиостанции Советского Союза… Передаем важное правительственное сообщение…» И замолчал, словно давая возможность подготовиться к самому худшему. «Война!» – ахнула соседская старуха и сползла с завалинки. На самом деле это была не война. Это была победа. Мы победили. Утерли нос чертовым американцам…
Однажды, это было после смерти тестя, задолго до смерти тещи, в семьдесят девятом, он бродил по кладбищу на Управленческом. Надгробия над могилами совсем еще молодых мужчин выстроились в странный ряд, будто это была солдатская шеренга: в датах смерти было различие – несколько дней. Теща сказала ему, что смерть настигла этих мужчин во время великого штурма – они делали потрясающее изделие… А вот ряд – могилы с другой датой. Это другое потрясающее изделие… Войны не было. Но были герои. Отдававшие свою жизнь за изделия.