Деяния IV Всезарубежного Собора. Русская Православная Церковь за границей - стр. 54
Имеем ли мы теперь дерзновение так говорить с преемниками митрополита Сергия? Думается, что была возможность в 1990 году дать избитой и израненной Российской Церкви от нашего елея по образцу другой притчи: притчи о милосердном самарянине. В то время у Русской Зарубежной Церкви был огромный авторитет в России. Наши силы в то время – духовные и даже материальные – могли бы дать тот елей исцеления. По грехам нашим этого не произошло. Не узнали мы времени посещения своего (Лк. 19, 44).
Наш Синод в 1990 году впервые обсуждал возможность открытия приходов в России. После заседания архиепископ Сан-Францисский Антоний спросил присутствовавшего на заседании начальника Русской Духовной Миссии архимандрита Алексия (Розентула): «Что ты думаешь обо всем этом?» Тот ответил: «Меня это смущает». Владыка Антоний сказал: «А я думаю так: никаких приходов мы не должны открывать. Это, конечно, неправильно. Если бы я был на двадцать лет моложе, то собрал бы один чемоданчик и поехал работать в Россию».[53]
Подобным же образом выразился приснопамятный митрополит Филарет в начале 1970-х годов. Студенты Свято-Троицкой семинарии спросили его, что бы он сделал, если бы пала Советская власть. «Пошел бы туда (в Россию) пешком», – ответил митрополит Филарет.[54]
Что же нам остается делать теперь? Мы всегда мыслили себя охранителями духовности, правильной церковной жизни. Может быть, мы сможем еще быть нужными для Церкви в России, если найдем в себе мужество говорить честно, не свысока, не теряя покаянного духа. Архиепископ Нафанаил передает учение митрополита Антония, что Православие есть по преимуществу религия покаяния.[55] И нам, и Церкви в России нужны духовные наставники, которые найдут путь к нашей огрубевшей совести.
Святители Русской Зарубежной Церкви видели ее значение в сохранении, в условиях свободы, духовных, нравственных и национальных ценностей Русской Церкви. По мере изменения исторических условий на Родине и за рубежом это ви́дение не могло не изменяться во внешних деталях, оставаясь неизменным в главном. Наши иерархи и наставники заповедовали держать, то есть охранять для Российской Церкви то, что мы имеем, а именно все то в устройстве жизни Церкви, чего нельзя было сохранить искалеченной врагами Российской Церкви. Сама Зарубежная Церковь не могла избежать трудностей от врагов и в соприкосновении со внешними, однако во всем этом полагалась не на «князей и сынов человеческих», руководствовалась не духом мира, а духом Евангелия.