Девушка с приветом - стр. 10
– Любовь, – подтвердила я, глядя ему прямо в глаза. – Образовалась группа мужчин, которые специально ломают кости, чтобы оказаться у меня на приеме. Опасаюсь за их здоровье. Переломы стали плохо срастаться. Решила поменять место работы.
– Ехидна! – заключил Октябрьский.
– Простите, – смиренно произнесла я, – сразу видно, что вы-то воспитывались в Пажеском корпусе.
– Ты не очень тут! – Сергей Данилович погрозил мне пальцем. – Мне блатные и смазливые дуры в отделении не нужны!
– Почему вы это прямо не сказали Соломону Моисеевичу?
– Потому что он хирург милостью Божьей, а в людях совершенно не разбирается, осел синайский. Почему ты не замужем и детей нет? В двадцать восемь лет! – Октябрьский потряс в воздухе моей анкетой. – С такими-то ножками! У тебя же от мужиков отбоя нет. Мне шлюхи здесь не требуются, тут не публичный дом.
– Тогда я вам точно не подхожу, – зло прошипела я и поднялась. – Надо же, как быстро меня раскусили! Сразу видно, что в людях разбираетесь. Иными словами, осел отнюдь не синайский. Ваша прозорливость диарею вызывает. Диарея – это понос, если не знаете. Сейчас мне срочно необходимо воспользоваться вашим туалетом.
Мне наплевать, что обо мне подумает хамоватый мужлан Октябрьский. Ясно – мне здесь не трудиться. И черт с ним. Сейчас главное – быстренько смыться, чтобы последнее слово осталось за мной. Но я не успела.
– Ну-ка, вернись, пигалица. – Голос Октябрьского остановил меня у дверей. – Сядь на место и не дерзи.
Говорил он грубо, презрительно, но усищи свои нервно поглаживал.
– Думаешь, уела меня? Кукиш! – Он действительно показал мне кукиш. Последний раз такое со мной было в детском саду. – Привыкла в травмпункте язык распускать. Ты там клизмы ставила да занозы вытаскивала и хочешь, чтобы я тебя сейчас с распростертыми объятиями принял? Прямо к операционному столу подвел?
Я дипломатично молчала. Октябрьский это оценил.
– У меня команда, – он немного понизил голос и уже не орал, – команда из отличных ребят. Они же волки молодые! Им течную суку в стаю – и все, пиши пропало, работа насмарку, интриги, страсти и еще хрен знает что.
Я так прикусила язык, что впоследствии он мог распухнуть – и тогда питаться мне одной манной кашкой! Силилась молчать и молчала, но по лицу моему явно было видно, что я едва сдерживалась.
– Чего ноздри раздуваешь? – Октябрьский откинулся на спинку кресла. – Правильно, молчи в тряпочку, когда начальство говорит.
Он у меня уже начальство! Сейчас я ему отвечу! Нет, заряд злости стремительно испарялся. То ли Октябрьский усмирил меня, то ли на языке находятся нервные окончания, тормозящие возбуждение. А может, вернулась способность мыслить логически и я поняла, что Октябрьский меня не выставляет за порог. Последние слова Сергея Даниловича восприняла едва ли не со всхлипом благодарности.