Девора - стр. 6

Он переломил ружье и заглянул в правый пустой канал.

Там. На другой стороне был ковер.

Вот расстояние от жизни до смерти. Свинец пройдет лишь полметра.

Быстро. Никаких мыслей. Никаких воспоминаний. Даже звука выстрела не услышать.

Чужак вынул уцелевший патрон и внимательно осмотрел пластиковую гильзу.

В полупрозрачном цилиндре постукивали шарики дроби.

Он подумал об Отце и произнес менторским тоном:

– Перед тем, как идти на охоту, прицеливаться и стрелять, нужно потренироваться на пустых бутылках. Твой организм непроизвольно реагирует на отдачу ружья при выстреле: подает тело вперед, чтобы не упасть. Мозг дает команду на выстрел, палец только потянул спусковой крючок, а мышцы уже толкнули тебя. Это мешает метко стрелять.

Дом молчал.

Он никогда не был на охоте.

Что тут сказать.

Где-то за дверью дул северный ветер. Мертвый. Сухой.

_______________

Он помнил тот день, когда впервые в жизни увидел слезы Отца.

Во всем был виноват стих.

Глупая, дурацкая «Песнь о собаке».

Он не любил поэзию.

Стихи раздражали.

– Все они какие-то ненастоящие, как фрукты в мебельных магазинах.

Много позже, став взрослым, он нашел нужное слово.

То была торговля.

Купля-продажа чувств и настроений. Психологическое воздействие на сознание читателя. Внушение. Спятивший поэт заражает безумием не хуже, чем упаковки с пометкой «легко открывается».

Но Отец думал иначе.

Сказал:

– Ты мало читаешь.

И взял с полки сборник стихотворений Есенина. Ветхая книжка, которая почти развалилась. Почти умерла. Еще в шестидесятые, когда Отец ушел из армии.

Он пролистал страницы до нужной, а потом тихо, вполголоса, прочитал:

Утром в ржаном закуте,

Где златятся рогожи в ряд,

Семерых ощенила сука,

Рыжих семерых щенят.

До вечера она их ласкала,

Причесывая языком,

И струился снежок подталый

Под теплым ее животом.

А вечером, когда куры

Обсиживают шесток,

Вышел хозяин хмурый,

Семерых всех поклал в мешок.

По сугробам она бежала,

Поспевая за ним бежать…

И так долго, долго дрожала

Воды незамерзшей гладь.

А когда чуть плелась обратно,

Слизывая пот с боков,

Показался ей месяц над хатой

Одним из ее щенков.

В синюю высь звонко

Глядела она, скуля,

А месяц скользил тонкий

И скрылся за холм в полях.

И глухо, как от подачки,

Когда бросят ей камень в смех,

Покатились глаза собачьи

Золотыми звездами в снег.

На предпоследнем четверостишии голос Отца дрогнул. Он закончил почти шепотом. Слезы задушили его, и он заплакал, как плачут дети. Горько. Одиноко. Навзрыд.

Его больше нет.

Он никогда не воскреснет.

_______________

Ночью было холодно.

Чужак не мог уснуть и все кутался в сырое одеяло.

Одежда пахла другим человеком.