Девочки Талера - стр. 44
11. Глава 11
Тимур
Лучше бы мне еще раз голову пробили, чем моя детка так плакала. Последний раз себя таким беспомощным чувствовал, когда Ника рожала. Вот и сегодня, у Полинки из глаз слезки текут, а мне будто вены вскрыли.
Провожаю докторшу до машины, потом долго стою на крыльце, уперевшись в перила. Страх клубится в груди, толкается в ребра — ну почему не я заболел, а Полька? Она же совсем маленькая, я на локоть ее кладу, и еще место остается.
После дождя свежо и сыро, возвращаюсь в дом и понимаю, что зверски голоден. Верно, я и не поужинал из-за этой сучки Кристины.
Вспоминаю, и руки сами в кулаки сжимаются — как я не убил ее, когда Никино лицо увидел, сам не знаю. Не хотелось сесть из-за этой дряни. А потом уже и не до еды было.
Иду на кухню. Роюсь в холодильнике — педантичный Робби все раскладывает по судочкам, разве что не подписывает. Нике тоже нужно поесть, она кормит Полинку, и пить ей надо много.
Включаю электрочайник и пишу Нике, спрашиваю, чего ей хочется. Она с телефоном, так что отвечает сразу: «Спасибо, я не голодна».
Надо было не спрашивать. Грею еду в микроволновке, наливаю в чашки чай и несу на второй этаж. Ника сидит возле кроватки и держит Польку за руку. Всовываю ей тарелку, чай ставлю на пол, и сам сажусь напротив.
Ника отнекивается, тогда я отбираю тарелку и собираюсь насильно ее кормить. Она покорно вздыхает и начинает есть, при этом мы умудряемся не произнести ни слова. Такая пантомима продолжается пока мы не заканчиваем ужинать.
Выставляю поднос с посудой за дверь под стенку — идти вниз влом, чувствую себя таким уставшим, будто ящики тяжелые полдня грузил.
Ника выглядит вялой и бледной, она и жевала без аппетита, через силу, хоть я ей втрое меньше положил чем себе. Поднимается и идет в душ, я тоже иду к себе. Включаю то горячие струи, то холодные, то горячие, то холодные, и страх, поселившийся внутри, понемногу отпускает. А когда возвращаюсь в детскую, вижу Нику, свернувшуюся клубком на ковре возле кроватки.
Она держит Полинку за руку, в другой руке у нее электронный градусник. То, кем я себя чувствую, к сожалению, прямо назвать не могу, потому что дал слово. Но слово это просто охренеть какое нехорошее.
— Ника, — говорю полушепотом, присаживаясь возле нее на корточки, — иди в спальню, ложись на кровать. Я открою дверь, ты услышишь, если Полька проснется. Завтра скажу, чтобы ее кроватку туда перенесли, так она в дверь не пройдет, я бы сам перенес. Я уйду, не бойся.
— Нет, —шепчет она с закрытыми глазами, — врач сказала следить за температурой. Лекарство действует четыре часа, три уже прошло. Я буду здесь, а ты иди, Тим, ты же устал…