Дети луны, дети солнца - стр. 23
Окончание баллады встречается яростными криками и звоном кубков. Силятся луннорожденные скинуть с себя оковы печали, сковавшие их, стряхнуть иней погребенных в их душах сожалений. Не боятся дети Одина боли физической, но душевные тяготы приносят им нестерпимые муки. Говорят, что осколки льда покоятся в груди у них, но Ренэйст знает – ничто не может болеть с такой силой, как сердце, полное горя.
Ренэйст делает глоток медовухи из своего кубка, замечая, как украдкой стирает мать слезы со своего лица. На фоне веселья, беснующегося в сводах Великого Чертога, кажется кюна еще более печальной, словно сотканной из снега и горя. Отставив кубок в сторону, тянет Ренэйст к матери руку, нежно сжимая хрупкие ее пальцы, и улыбается, стоит Йорунн поднять на нее печальный свой взгляд.
– Старая сказка не должна печалить тебя столь сильно, мама.
Кюна улыбается ей нежно, отвечая:
– Если перестанем печалиться от этих историй, волчонок, то потеряем себя.
Не знает Рена, что ответить матери на эти слова. Больше старых сказок печалит ее то, что народ их столь отчаянно цепляется за свое прошлое. Согласна она с тем, что необходимо чтить его и помнить, но искать свою судьбу в отголосках чужих жизней… Не для того она была рождена, не для того ведут они эту борьбу.
– Не забыл ли ты, Ганнар-конунг, – прорывается сквозь общее веселье звонкий голос, – для чего мы все собрались сегодня в этих стенах? Не для того же, чтобы попусту набивать животы яствами да выпивкой!
Стихают разговоры, недовольно выискивают воины взглядами наглеца, посмевшего прервать их пиршество, только он и не думает скрываться. Едва ли не вскакивает на ноги Белая Волчица, стоит знакомой фигуре выйти вперед, являя себя собравшимся. Статная женщина смотрит на конунга Чертога Зимы темно-зелеными глазами, и взгляд этих глаз тяжел и суров. Говорят, что рождена она под Солнцем и жила там до тех пор, пока не явились на горизонте полосатые паруса. Инга – так звали черноволосую рабыню с диким нравом, которую Эгилл-ярл привез с собой как трофей.
Стоит теперь в Великом Чертоге подле других воинов Исгерд-ярл, и нет в ней больше Солнца.
– Не для того везла я дочь свою сюда с самых Трех Сестер, чтобы прозябать здесь, – говорит она, скривив тонкие губы. – Угощаешь ты на славу, Покоритель, да поесть мы могли и в своих домах.
Дерзость эта восхищает. Кто-то из прибывших в Чертог Зимы воинов выражает свое недовольство, поддерживая Исгерд-ярл, в то время другие противятся, требуя продолжения пиршества. Есть еще время для того, чтобы решить важные вопросы – вот что говорят они, желая отсрочить то, ради чего они прибыли.