Размер шрифта
-
+

Дети луны, дети солнца - стр. 22

Ганнар Покоритель так же хорош в убийстве своих врагов, как и в веселье во время пира. Хохоча во весь голос, он с силой хлопает проходящую мимо Руну по ягодицам, вынуждая ее вздрогнуть. Та, сдавленно охнув, оступается, едва не роняя бочонок с медовухой. Неуклюжесть беременной женщины побуждает конунга засмеяться лишь громче, и с отвращением наблюдает Ренэйст за отцом.

Жестом велит она Руне подойти ближе, и та, покорно склонив голову, подчиняется. Забирает Ренэйст из рук ее тяжелый бочонок, велит другой рабыне подойти ближе и вручает ей.

– Разлей мед да проследи, чтобы все кубки были наполнены, – отдает она указания, после чего обращается к Руне: – Возвращайся в дом и отдохни. Нечего тебе здесь делать.

Руна ничего не говорит, только это и не нужно – без того видит Белолунная благодарность в ее глазах. Кивает Руна, слегка склоняется в знак почтения, и, положив ладонь под живот, словно придерживая его, направляется в сторону тяжелых дверей. Со своего места наблюдает Ренэйст, как облачается рабыня в шубу, как из Великого Чертога выпускают ее в холод Вечной Ночи, и тут же замечает, как поднимается на ноги Витарр. Оставляет Вит и хмельной свой напиток, и собеседников, с которыми сидел за одним столом. Быстрым шагом подходит к двери – и скрывается за ней следом за Руной.

С чего бы брату идти за отцовской рабыней? Вряд ли беспокоит его ребенок, коего даже братом – или сестрой – назвать не может из-за решения конунга. Для чего тогда следует за ней?

Отец не торопится начинать разговор, ради которого собрались они нынче в этих стенах. Ждет ли кого-то или же желает утолить свою праздность? Ренэйст не знает, чего ожидать, и вряд ли хоть кто-то из присутствующих догадывается, что думает о происходящем сам конунг. Среди гостей уже растет недовольство, видит она, как перешептываются они, бросая гневные взгляды в сторону конунга. Никак до распрей дойдет?

От мыслей этих отвлекает луннорожденную появление скальда. Молодой мужчина, вряд ли многим старше ее самой, при помощи уже подвыпивших воинов взбирается на один из столов, чтобы лучше слышно было его во всех сторонах Великого Чертога, и удобнее перехватывает свой музыкальный инструмент. Пальцы трогают струны, и первые строки сплетаются в песню, печальную и протяжную, повествующую о гибели богов. Замолкают присутствующие, слушают, затаив дыхание, окутанные тоской о былой, неизвестной им жизни. Глубокий голос скальда поднимается ввысь, отталкивается от древних сводов, да так и поднимается до самых звезд, к безучастной Луне, чье холодное око неустанно следит за ними.

Страница 22