Даниэль Деронда - стр. 108

– Даниэль, разве ты не видишь, что сидишь на книге?

Не оборачиваясь, мальчик тут же поднял книгу с травы, взглянул на смятые страницы и ушел в парк, чтобы незаметно вытереть слезы. Первое потрясение от догадки миновало, уступив место сознанию, что он не знает наверняка, как развивались события, и сочиняет собственную историю точно так же, как часто сочинял истории о Перикле или Колумбе – просто для того, чтобы заполнить пробелы биографии до того, как герои прославились. Однако было несколько обстоятельств, действительность которых не вызывала сомнений: так остатки моста безошибочно указывают расположение арок, – а еще через минуту страшная догадка показалась кощунственной, подобно религиозному сомнению, и оскорбительной, подобно клевете или низменной попытке узнать то, чего знать не полагалось. Вряд ли существовало чувство столь тонкое и деликатное, чтобы душа мальчика не смогла его принять. В результате мучительных переживаний мальчик взглянул на все события своей жизни в новом свете. Подозрение, что окружающие могут знать что-то, о чем не хотят упоминать, послужило основанием скрытности, несвойственной его возрасту. Отныне Даниэль прислушивался к словам, которые до этого июльского дня пролетели бы мимо ушей, а каждое незначительное событие, мгновенно связанное воображением с затаенными подозрениями, порождало новый фонтан чувств.

Одно из таких событий произошло спустя месяц и оставило глубокий след в сознании. Даниэль не только обладал волнующим детским голосом, способным распахнуть небеса и погрузить землю в райскую идиллию, но и отличался великолепным слухом, а потому очень рано начал петь, аккомпанируя себе на фортепиано. Вскоре его начали учить музыке, и обожавший мальчика сэр Хьюго неизменно просил его выступить перед гостями. Однажды утром, после того как Даниэль спел перед небольшой компанией джентльменов, которых дождь не выпускал из дома, баронет что-то с улыбкой заметил одному из слушателей, а потом позвал:

– Иди сюда, Дэн!

Мальчик неохотно встал из-за инструмента. Украшенная вышивкой полотняная рубашка подчеркивала румянец, а серьезное выражение лица в ответ на аплодисменты придавало ему необыкновенную прелесть. Все смотрели на юного исполнителя с нескрываемым восхищением.

– Что скажешь о будущем великого певца? Не желаешь завоевать поклонение всего мира и покорить публику, как Марио и Тамберлик[19]?

Даниэль мгновенно залился краской и после едва заметной паузы с гневной решимостью произнес:

– Нет, ни за что на свете!

– Ну-ну, довольно! – желая успокоить его, с добродушным удивлением проговорил сэр Хьюго.