Дань для Альфы - стр. 4
- Может, отправим её в пансион для благородных девиц, где учится наша Энни? – робко предложила мать Поли.
- Ещё чего не хватало! Побочной девке не место рядом с нашей дочерью! Но мысль хорошая…
Мужчина крепко задумался и некоторое время продолжал расхаживать молча, как маятник размерено двигаясь из угла в угол комнаты. Матильда затихла у зеркала, опасаясь помешать мужу и вызвать его недовольство.
Наконец, он остановился и, глядя в глаза жены, вынес решение:
- Я отправлю её в исправительный пансион для девочек. Там, кстати, каникул совсем нет. Пять лет абсолютно закрытого режима и полная гарантия послушной и тихой дочери при выпуске. Правда, говорят, там жесткие методы воспитания, поэтому соседям объясним такое наше решение её плохим отношением к брату. Можно даже намекнуть, что она хотела его убить... Правда, там принимают только с тринадцати лет, но, думаю решу этот вопрос, припишем ей годок. Я секретаря в мэрии хорошо знаю, документы подправим. Да, Матильда, можешь собирать девчонку к отъезду сразу после того, как Энни вернётся в свой пансион.
Провожать Полю в пансион торжественно вывели всех слуг поместья. Стояли возле экипажа и мать с Грэмми.
Женщина нарочито обняла девочку и пафосно произнесла:
- Учись хорошо, дорогая наша доченька! Старайся! Будь послушной, исполнительной, внимательной. Уважительно относись к наставницам! Когда закончишь обучение мы подберём тебе достойного мужа. Да, поможет тебе Богиня! – только последние слова мать выдохнула с некоторой ноткой искренности.
Она коротко обняла Поли и отстранилась. Её место тут же занял Грэм.
- Поли! Сестричка! Я буду скучать! Не уезжай, пожалуйста! – мальчик ещё не плакал, но слёзы уже блестели в его широко распахнутых карих глазках. Он крепко держал сестру за юбку.
Такие же карие глаза, как у Грэмми, были у всех в семье: у отца, матери, Энни, и только цвет глаз Поли был пронзительно серым, меняющим оттенок, в зависимости от настроения. В те редкие минуты, когда она радовалась, большие глаза девочки, опушенные густыми длинными ресничками, казались голубыми, а сейчас, когда её сердечко сжималось от горести расставания и страха перед неизвестностью, они были тёмно-серыми, как зимнее море.
Отец приказал садиться в экипаж и Поли немедленно послушалась.
Под нестройный хор прощальных реплик собравшихся, она оторвала от своей юбки цепкие ручки братика, поцеловав их напоследок, и скользнула в тёмный салон. Следом сразу сел отец.
Под его тяжёлым взглядом Поли не смела даже пошевелиться, посмотреть в окно на прощание, чтобы бросить последний взгляд на места, где провела первые двенадцать лет своей жизни.