Да будем мы прощены - стр. 6
Я эсэмэской сообщаю Клер, что случилось. Она пишет ответ: «Я воспользовалась твоим отсутствием и все еще на работе. Вероятно, тебе надо будет там остаться на случай ухудшения ситуации».
Я послушно укладываюсь спать на диване, укрыв плечи коротким пахучим пледом. Собака Тесси составляет мне компанию и греет мне ноги.
Поутру начинаются торопливые телефонные переговоры, приглушенные реплики в сторону. Из факса выползает копия протокола вчерашнего события. Мы отвезем Джорджа в больницу, там что-нибудь поищут – какое-нибудь объяснение, избавляющее Джорджа от ответственности.
– Я, что ли, глохну и что тут вообще творится? – желает знать Джордж.
– Джордж! – отчетливо произносит Джейн. – Мы едем в больницу. Собери вещи.
И он собирает.
Я их везу. Джордж сидит рядом, в сильно потертых вельветовых штанах и фланелевой рубашке, которая у него лет пятнадцать. Выбрит неровно.
Я веду осторожно, беспокоясь, что эта его покладистость сейчас испарится. Может случиться приступ воспоминаний, взрыв, попытка схватить руль. От страховочных ремней есть польза: они не одобряют внезапных движений.
– Ехал на ярмарку Саймон-простак, пекаря встретил, сказал ему так: что-то ты вкусное, пекарь, испек, – читает Джордж с выражением. – Саймон рыбачить решил неспроста – выловить Саймон задумал кита. Чтоб за китом далеко не ходить, в старом ведре он решил поудить[1]. Ты поаккуратнее, – говорит он мне. – А то что просил, то и дадут.
В приемном покое Джейн с документами о страховке и полицейским протоколом идет к стойке и объясняет, что вчера вечером ее муж был участником автомобильной аварии с жертвами и, кажется, не ориентировался в обстановке.
– Не так все было! – ревет Джордж. – Этот долбаный внедорожник торчал передо мной белым облаком, я через него ничего не видел и вокруг ничего не видел, и оставалось только сквозь него идти, через дешевый кусок алюминия, как через жирную подушку. Подушка безопасности мне двинула в морду, выдавила воздух из легких, а когда я наконец вылез, увидел людей в той машине, их стиснуло, как лазанью. Мальчишка позади ревел не переставая, хотел я дать ему в морду, но его мать на меня смотрела, и глаза у нее на лоб лезли.
Пока он говорит, к нему сзади подходят с двух сторон двое крупных мужчин. Он их не видит, они его хватают. Он сильный, он сопротивляется.
Чуть позже мы видим Джорджа в ячейке в глубине приемного отделения, руки и ноги привязаны к каталке.
– Вы знаете, почему вы здесь? – спрашивает его какой-то доктор.
– Не туда поехал.
– Вы можете вспомнить, что произошло?
– Вспомнить… Забыть не могу! И никогда не смогу. Ушел с работы около половины седьмого, поехал домой, решил остановиться перекусить, чего обычно не делаю, но должен признаться, устал. Ее не видел. Как только понял, что на что-то наехал, так остановился. И оставался с ней. Она сама из-под себя выскальзывала, текло из нее, как из пробитого двигателя. Меня замутило. Я ее ненавидел. Ненавидел за оглушенный вид, за серость кожи, за то, что вокруг нее натекала лужа – не знаю даже откуда. Пошел дождь. И люди с одеялами были – откуда взялись одеяла? Сирены стало слышно. А нас объезжали машины, и из них таращились на нас.