Да будем мы прощены - стр. 25

– А ты что-нибудь будешь? – спрашивает он меня, соорудив себе сандвич.

– Я не голоден.

– Крем-сода у нас есть? – спрашивает он.

Странно звучит в такой момент вопрос о чем-то столь конкретном. Покопавшись в холодильнике, на нижней полке в глубине нахожу упаковку из шести банок «Доктора Брауна». Вынимаю две.

Эшли приезжает с маленькой розовой сумкой «Мой маленький пони» на колесах – явный пережиток ее детства. И тут же падает на колени перед собакой.

– Тесси. Ох, Тесси!

– Хочешь сандвич?

– Хочу молока.

Я наливаю ей стакан.

Она отпивает и говорит:

– Вот-вот.

Я киваю.

– Молоко вот-вот. Уже протухает, – уточняет она.

– А! – отвечаю я. – Надо будет купить еще.

Мы молчим.

– Папа приедет домой? – спрашивает Эшли, и я не знаю, что ответить.

– Нет, – говорю я осторожно.

– А где наша машина? – спрашивает Нейт.

– Не знаю, говорила ли вам мама, но все началось с того, что ваш папа попал в аварию. Машина в ремонте, но у меня есть своя. Хотите поехать в больницу?

Дети кивают. Наверх они не поднимаются. Единственное, что сделали, – собаку потискали.

Когда мы выходим, мне вдруг вспоминается, что когда в детстве дядя Леон выпихивал меня в двери, костяшки впивались в спину. Это было больно и страшно. И унизительно. До сих пор обидно.

Я придерживаю дверь.

– Не торопитесь, время есть, – говорю я детям.

В больнице, по дороге от машины через парковку, Эшли сует руку мне в ладонь.

– Как там все будет выглядеть? – спрашивает Нейт.

– Мама в интенсивной терапии, так что там очень светло. К ней прицеплено много всякой аппаратуры. Аппарат искусственного дыхания вентилирует ей легкие, в руке у нее капельница, через которую вводят лекарства и питание. Голова забинтована после операции, и лицо, как у енота, – черные кровоподтеки вокруг каждого глаза.

– Отец бил ее по глазам? – спрашивает Нейт.

– Нет, кровоизлияния произошли во время операции.

В лифте Эшли стискивает мне руку до боли и не отпускает до самого отделения.

Когда входят дети, мать Джейн разражается слезами.

– Перестань, не пугай их, – говорит ее муж.

– Слишком много посетителей, нельзя, – говорит сестра, выпроваживая лишних.

Дети остаются наедине с матерью.

Родители Джейн стоят в коридоре, злобно глядя на меня.

– Сукин сын, – говорит мне отец. – Пойдем кофе выпьем.

Это жене.

Я прижимаюсь к стеклу. Эшли берет мать за руку. Рука, наверное, теплая, хотя и безжизненная. Девочка трется щекой, лицом, гладит себя этой рукой, сама себе создает материнскую нежность. Натаниэл стоит рядом с ней, плача, потом заставляет себя перестать. Чуть позже, когда голова Эшли лежит у матери на животе, девочка улыбается, поднимая глаза, и показывает пальцем: