Цветок Забвения - стр. 50
- Я не помню его, Старик.
- Моё имя ты тоже постоянно забываешь.
- Нет, хотя стоило бы, учитывая, как много куда более важных вещей я забыла.
- Но не свою крошку-Чили.
- Не говори о ней, иначе я заткну тебе рот.
Будь проклято его разыгравшееся воображение...
- Ты так рьяно её оберегаешь, что не позволяешь мужчине даже произносить её имя? - уточнил Илай.
- Я слышу, как ты произносишь её имя.
- Не так, что это становится равноценно насилию, так что успокойся.
- Но и без должного почтения.
Он подкупающе улыбнулся.
- Я не могу почитать её сильнее тебя, а твоего имени я вообще не знаю.
Похоже, он смутил её своим ответом: его очевидное желание «осквернить» её с почтением никак не вязалось. Тогда как для Илая это «осквернение» было лучшим способом своё почтение выразить. Он бы занимался этим ночью и днём, благоговейно и обстоятельно, превращая любую подворотню в святилище и каждую минуту в торжество.
- Моё имя тебе ни к чему. Ты, кажется, забыл, кого именно тут допрашивают, - сказала Дева, вытягиваясь на ложе из белых одежд, будто это могло помочь допросу. – Лучше расскажи об этой печати.
Когда он смотрел на её грудь, думать о печати получалось меньше всего.
- Если бы ты позволила мне её как следует изучить…
- Десяти лет на это не хватило?
- Нет, ведь я понял, с чем имею дело, только когда ты сказала, что не можешь использовать техники. Всё это время я чувствовал твою сущность, одно лишь твоё присутствие исцеляло меня, а ты сама… ты ни на день не постарела. О том, что на тебя поставлена печать, я вообще не догадывался.
Она вздохнула, подперев голову рукой.
- Здесь даже Дитя не нужно, чтобы понять, что ты лжёшь.
Нет, не нужно, Илай был с этим согласен, но назойливый малец всё-таки припёрся.
Двери распахнулись, и Илай дёрнулся в инстинктивном порыве загородить женщину, тогда как сама женщина даже не обернулась. Она ясно дала ему понять, что смотреть на неё – не его исключительное право. А может, ей просто было всё равно. К тому, что Илай считал своим сокровищем, она относилась без должных церемоний, почти пренебрежительно. Она никогда не ценила своё тело должным образом? Или возненавидела его, когда узнала о том, что с этим телом сделал Датэ?
- Ты предпочла восторженному вниманию своей благородной свиты общество отступника? – спросил ребёнок, оставляя стражу за порогом. – Это первые красавицы двора. Они не привыкли быть отвергнутыми, поэтому теперь плачут и стыдливо прячут лица.
- Я их утешу, - улыбнулась она, и Илаю захотелось зарычать, особенно, когда этот вечно сующий свой нос в чужие дела малец подошёл к ней совсем близко.