Цвет греха. Чёрный - стр. 50
Планирует остаться дольше, чем на две недели?
В случае, если не найдёт нужное за этот срок.
И тогда…
Отсутствие его официальной опеки надо мной не особо поможет?
Упаси Всевышний!
Как и от знакомства с Ширин.
Зачем оно мне?
Тех двадцати минут, что я за ней наблюдала, хватает за глаза. Девиц с идеальной внешностью в моём окружении без неё полно. Как правило, ничем хорошим это не заканчивается. Предпочитаю держаться от таких подальше. Желательно вообще никогда не приближаться, ведь в большинстве своём за их безупречным маникюром и ладной фигуркой, облачённой в шикарные фирменные брендовые тряпки, скрывается банально…
– …Ай! – вырывается из меня уже вслух.
На ноже остаётся багровая полоса, а по пальцам сочится кровь. Так загружаюсь своими мыслями, что промахиваюсь, проехавшись себе по пальцам острым лезвием.
– Чтоб тебя… – добавляю ворчливо, поморщившись в досаде.
Наверняка ничего серьёзного, но выглядит не очень хорошо, крови с каждым уходящим мгновением становится всё больше и больше. На разделочной доске остаётся пятно. Я зажимаю руку в кулак и собираюсь засунуть тот под прохладную воду, чтобы унять болезненное жжение. Но и на дюйм не двигаюсь. Не замечаю, как опекун оказывается рядом, за моей спиной. Потому и вздрагиваю, едва его ладонь обхватывает мою.
Пора прекращать так на него реагировать…
Ещё бы он сам так не делал!
Хотя о чём это я?
Это же Адем Эмирхан. Если ещё минуту назад я размышляла о том, что ничегошеньки о нём не знаю, то теперь усваиваю наверняка: если уж что-то и можно помнить об этом человеке – так это то, что у него всегда всё под контролем, любая ситуация. Вот и сейчас опомниться не успеваю, а он достаёт аптечку, раздобыв ту в одном из ящиков.
– Потерпи немного, – предупреждает, усаживая меня, распечатывая дезинфицирующий раствор.
Его пальцы – мозолистые, шероховатые и грубые, но касаются бережно, осторожно, почти ласково. Замечаю пару тонких белёсых полосок-шрамов на внешней стороне его ладони, ближе к большому. Ещё один – около сгиба локтя, теряется под закатанным рукавом рубашки. Позволяю себе вдоволь насмотреться. Не только в поисках других отметин прошлого и начертания татуировок, чьё значение пока не разгадала. Узор проступающих вен поверх крепких мышц тоже отслеживаю. Ведь так гораздо легче делать, как он говорит, и стойко переносить, когда жжёт порез ещё сильнее, стоит пролиться раствору, которым мужчина щедро промывает мою рану. Если и морщусь от боли, то вслух ничего не выдаю.
– Спасибо, – произношу тихо немного погодя.
Кровь смыта. Остановлена. Порез закрыт пластырем. Вполне возможно вернуться к своему занятию, продолжить резать овощи на гарнир к мясу и салат. Но я вновь замираю. Не решаюсь не только встать на ноги, но и предпринять вообще что-либо. Просто потому, что до меня только теперь доходит самое элементарное: пока опекун проделывал все эти спасательные манипуляции, я сидела и теперь всё ещё сижу… у него на коленях.