Что знает дождь - стр. 17
Так думала я, держа в руках два огранённых турмалина в россыпи бриллиантов, что, наверное, стоили целое состояние, но, по сути, были бесценны, потому что отец подарил их маме, а потом его привезли из Ирака в цинковом гробу.
Ещё была версия, что это жена деда и её адвокаты всё здесь перерыли, ведь они пришли на суд не с пустыми руками — с описью имущества. А мамины вещи тёть Марине дарил Урод.
«И Оксанка защищает не мать, а его! — застыла я. — Чёрт, она его… любит?!»
— Эй, с тобой всё в порядке? — окликнул меня Гринёв.
— Да. Да, — кивнула я, зажав в руке серьги. — Сейчас.
— Как скажешь, — кивнул Гринёв и пошёл в дедушкин кабинет.
Я оглянулась, сомневаясь, что будет надёжнее: спрятать серьги здесь или забрать с собой.
В итоге положила в коробочку с сертификатом, подтверждающим подлинность камней, и сунула в карман.
— Всё? — обернулся Андрей, когда я вернулась за ним.
— Да. Можем идти.
— Надо же, она её всё же написала, — постучал он по оставленным на столе бумагам.
— Что написала? — не поняла я.
— Статью. О смерти Пушкина.
— Да, мама писала что-то в ту ночь, накануне моего дня рождения.
— Можно, я…
— Нет! — выкрикнула я, когда он потянул за листы.
Гринёв поднял руки, словно я наставила на него ружье.
— Понял. Просто они с отцом поспорили. И твоя мама сказала: я докажу.
— Что докажет?
— Что не было у раненого поэта перитонита, как считали другие врачи, в частности, мой отец. Пуля пробила артерию и раздробила таз, не затронув кишечник. Я слышал, как они с отцом спорили. И решили, что их рассудят в журнале. Но отец свою статью так и не написал. А она… Я хотел показать отцу.
— Нет, Андрей. Прости, — сглотнула я, чувствуя, как к горлу подступает ком, и что я сейчас расплачусь. А рыдать при Гринёве — ну вот ещё! — Пусть здесь всё лежит, как она оставила.
И не расплакалась. Тогда — нет.
Я прорыдала всю ночь потом. После разговора с Уродом.
— Это что ещё за гандон? — поймал меня за руку Вячеслав Оболенский, когда, попрощавшись с Гринёвым у двери, я влетела в кафе. Подтянул к себе.
— Да сам ты гандон! — оттолкнула я его со всей силы.
— Хм… — приподнял он одну бровь, поставил на место стул, который сбил, пошатнувшись от толчка. И, наверное, хотел сказать какую-нибудь гадость, но не успел.
— Это ты? Ты таскаешь из моей квартиры вещи? Ты да? — выкрикнула я.
— Не понял, — нахмурился он. — Какие вещи?
— Разные. Часы. Ложки. Серьги. Платья.
— Не думал, что мне идут платья, — усмехнулся он.
— Тебе — нет, а тёть Марине — даже очень. Платье с запахом, что было на ней вчера — платье моей мамы, — выдохнула я, едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться ему в рожу. Но не вцепилась.