Что память сохранила. Воспоминания - стр. 12

Вероятно, у Пядышева было свое видение сложившейся обстановки. Прорыв немцами фронта у Нарвы – Кингисеппа создавал реальную угрозу окружения вверенных ему трех армий и корпуса ленинградских добровольцев, что генерал приравнивал к катастрофе на главном направлении продвижения немцев к Ленинграду. Поэтому последовал приказ об отступлении по всему участку Лужского оборонительного района.

Когда Ворошилов приехал, он вызвал к себе Пядышева и отчитал за то, что тот приказал отступать (вопреки существовавшему в Верховном Главнокомандовании мнению, что приказ об отступлении может отдать только командующий фронтом). Не стесняясь в выражениях, он назвал Пядышева предателем, «белогвардейской сволочью», командиром, нарушившим «святая святых» – приказ Верховного Главнокомандующего, запрещающий любую самостоятельность при принятии решения об отступлении. Ссылаясь на полномочия, данные ему Верховным, он заявил, что отстраняет Пядышева от командования Лужским направлением и приговаривает его к смертной казни через расстрел, что и было незамедлительно выполнено. Так бесславно закончился путь боевого генерала.

Я напомнил Ивану Ивановичу, что под его, Пядышева, руководством Лужский рубеж продержался полтора месяца (случай беспрецедентный в начальный период войны) и что, возможно, именно благодаря этому Ленинград выстоял под напором немцев. Иван Иванович согласился со мной, но добавил, что «так было» и что рассуждения постфактум не имеют существенного значения.

День 22 июня 1941 года начался для нас в Васкелово. Накануне на выходные приехал отец, и мы договорились утром выехать на озеро половить щук. Утро выдалось солнечное, высоко в небе стояли небольшие кучевые облака. Лодка отошла от берега. Сверху, однако, донесся гул авиационных двигателей. На высоте верхних облаков шло звено бомбардировщиков, поблескивая на солнце. Отец удивился: они летели в сторону Финляндии и должны были достичь ее территории минут через 5–10. Обреченных щук мы выловили, пришли домой. Кто-то уже сообщил, что началась война с Германией. Отец среагировал своеобразно: он сказал, что Гитлер допустил большую ошибку, напав на Советский Союз, и что немецкие рабочие выступят на стороне социалистического государства. К сожалению, так думал не только он.

Не помню, сразу или чуть позже, мы погрузились в полуторку и поехали в город. Дело было вечером, по обочинам шли призывники. Вид у них был неприглядный. Из того, что нашлось в доме, они надели самое старое, поношенное, уже практически непригодное, ведь свои вещи они должны были сдать и взамен получить форму. Сами новобранцы выглядели печальными, угрюмыми, как будто знали, что большинство из них не вернется с войны. Еще вчера они о фронте и не помышляли, а занимались повседневными делами.