Четыре стихии. Лунный мальчик - стр. 36
– Что ж, видимо, не стоило этого делать, потому что я все равно оказался там, где я есть! – зло выдохнул Матвей и повернулся, собираясь уходить, когда Смирнов добавил:
– Ты вернулся в первый мир, на свою родину, как он того и хотел. Пусть и после его смерти. Ты жив, и ты Защитник…
– А кто сказал, что я хочу быть Защитником? Мне было неплохо и в качестве наследного принца поземного мира… или, вернее сказать, наследного принца двух миров, а в будущем, возможно, я мог бы стать правителем не двух, а трех… – наверное, эти слова вырвались у Матвея от все той же злости, но они прозвучали, и на них Роману нечего было ответить, а Покровскому оставалось лишь сожалеть, видя разочарованный взгляд.
Как бы там ни было, после этого разговора Матвей еще долго не мог отделаться от неприятного чувства сожаления. И, возможно, именно поэтому поздно вечером решил зайти в Зал Славы Покровских, в котором был лишь один-единственный раз, когда осматривал свой новый дом. Шагая по просторному, богато украшенному помещению и разглядывая портреты на стенах, он понимал, что действительно не знает ничего ни о своих родителях, ни о своей семье. Наверное, его всегда преследовал страх, что если он узнает что-то достойное о Диме и Лиане, то полюбит их, и тогда его вина перед ними станет еще больше, не даст и дальше жить спокойно от одиннадцатого апреля до того же числа следующего года.
Он с трепетом приближался к стене, где висели портреты последних представителей его рода. Но рано или поздно он все равно дошел бы и до них. И вот опять те же имена, что и на кладбище. Михаил, Людмила, Дмитрий, Римма, Александр, Софья. Дмитрий и Лиана Покровские. Матвей замер перед портретом Димы. Здесь он был совсем другим, нежели на фотографии на надгробном камне. Здесь он улыбался, как и гласила надпись на его памятнике, в отличие от серьезной девушки рядом с ним – Лианы. Матвей переводил взгляд с одного лица на другое и пытался найти в них свои черты, которые раньше выискивал и находил в другом человеке. И не видел их. Он не видел своего сходства ни с Лианой, ни с Дмитрием и не видел в них родственных душ, как в том, кто заменил ему отца. Они так и продолжали оставаться для него чужими, лишь лицами на холсте.
Простояв еще некоторое время перед их изображениями, Матвей двинулся дальше, ожидая увидеть уже знакомые лица живущих в этом доме людей. Однако следующий портрет принадлежал не Олесе, которая родилась после Дмитрия, а другому человеку. Совершенно незнакомой Матвею девочке. Остановившись в замешательстве перед портретом, Покровский разглядывал на этот раз знакомые черты лица. В детстве Матвей тоже носил достаточно длинные для первого мира волосы – до плеч, как принято в поземном. И если бы его вырядили в платье, наверное, все его детские фотографии, оставшиеся в Даркнессе, выглядели бы именно так.