Черная книга - стр. 75

В тот период своей жизни он ежедневно писал статьи объемом не менее пяти страниц.

Абдуррахман Шереф[75]

История, которую я собираюсь рассказать, произошла со мной однажды зимней ночью. Жизнь моя была в те времена довольно нерадостна: да, самые трудные первые годы в журналистике уже минули, но усилия, которые пришлось предпринять, чтобы застолбить свое, пусть и скромное, место на этом поприще, давно остудили мой первоначальный энтузиазм. «Все-таки мне удалось встать на ноги!» – говорил я себе холодными зимними ночами, но сознавал при этом, что опустошен. В ту зиму у меня ко всему прочему начались приступы бессонницы, болезни, которая будет сопровождать меня всю жизнь, так что по рабочим дням я иногда задерживался в редакции допоздна вместе с ночным дежурным и писал кое-какие статьи, которые не смог бы написать в дневной сутолоке и суете. Ночное время, в частности, как нельзя лучше подходило для работы над модной в те времена не только у нас, но и в европейских газетах и журналах рубрикой «Хочешь – верь, хочешь – нет». Я открывал какую-нибудь европейскую газету, из которой уже успели понаделать вырезок, находил эту рубрику и некоторое время внимательно рассматривал сопровождающие ее иллюстрации (мне всегда казалось, что изучение иностранных языков – дело лишнее и даже способное ослабить силу моего воображения), а потом, набравшись вдохновения, начинал записывать все, что приходило мне в голову.

Той зимней ночью в одном французском журнале (если быть точным, в «Иллюстрасьон») мне попалось на глаза изображение чудища со странной физиономией: один глаз вверху, другой внизу, – и я тут же начал набрасывать статейку об одноглазом великане, которого мы знаем под именем Тепегёз[76]. Сначала я вкратце поведал историю этого существа, которое пугало юных дев в «Деде Коркуте»[77], у Гомера превратилось в коварного Циклопа, у аль-Бухари[78] в «Истории пророков» было самим Даджалем, в сказках «Тысячи и одной ночи» пробиралось в гаремы визирей, в «Рае» Данте на миг показалось поэту, облаченное в фиолетовые одежды, перед встречей с его возлюбленной Беатриче, в «Месневи» Мевляны Джеляледдина грабило караваны, а в столь любимом мной «Ватеке»[79] предстало в облике негритянки. Затем я написал о том, какие ассоциации вызывает у нас странный единственный глаз, темнеющий посреди лба, словно колодец, о том, почему при виде его мы вздрагиваем и почему его надо бояться и избегать. Под конец в приступе вдохновения присовокупил к своей «монографии» две истории, которые так и просились на бумагу. Первая история была про Тепегёза, живущего в одном из бедняцких кварталов на берегу Золотого Рога: говорят, что по ночам он заходит в мутную, грязную от мазута воду и бредет неведомо куда. Тепегёз из второй истории иногда встречается с первым (хотя некоторые утверждают, что это он и есть), а в полночь, сняв с головы шляпу, до обморока пугает девиц из роскошных борделей Бейоглу. Впрочем, он всегда безукоризненно вежлив, и его даже называют лордом.