Черная книга - стр. 76

Я оставил статью художнику, который обожал такие темы, сопроводив ее небольшой запиской («Пожалуйста, не рисуй ему усы!»), и вскоре после полуночи вышел из редакции. Возвращаться в холодный и пустой дом не хотелось, так что я решил пройтись по улицам старого Стамбула. Как всегда, я был недоволен собой, зато доволен статьей и рассказом. Мне казалось, что если я отмечу этот маленький журналистский успех долгой прогулкой, то, может быть, мне удастся если не избавиться от тоски, мучившей меня, словно никак не проходящая болезнь, то хотя бы приглушить ее.

Я брел по кривым улочкам, которые пересекали друг друга под самыми странными углами и постепенно становились всё более узкими и темными. Брел, прислушиваясь к звуку собственных шагов и вглядываясь в слепые окна мрачных зданий, чьи эркеры почти смыкались у меня над головой. Не было здесь ни стай бродячих собак, ни сонных ночных сторожей, ни наркоманов; даже призраки и те избегали этих всеми забытых улиц.

Почувствовав, что за мной кто-то следит, я поначалу оставался спокойным, решил, что это иллюзия, возникшая под влиянием только что написанной статьи, поскольку, как я и думал, ни в боковом окне перекошенного, нависшего над узкой улочкой эркера, ни в темноте пустыря между домами никого заметно не было. За мной следило нечто бестелесное, плод моего воображения, и мне не хотелось относиться к этому всерьез. Но в глухой тишине, нарушаемой лишь еле слышными свистками ночных сторожей да лаем дерущихся в каком-то далеком квартале собачьих стай, ощущение, что за мной наблюдают, все усиливалось. И в конце концов я понял: если и дальше вести себя так, будто ничего не происходит, избавиться от гнетущего чувства не удастся.

Всевидящий, способный найти тебя где угодно глаз, уже совершенно не скрываясь, следил за мной! Нет, он не имел никакого отношения к персонажам выдуманных мной историй; он не был страшным, отвратительным или смешным, как они, не был чужим и холодным. Да, можно даже было сказать, что этот глаз мне знаком: он знал меня, а я – его. Мы давно догадывались о существовании друг друга, но для того, чтобы мы вот так открыто друг друга заметили, требовалось, чтобы я шел в ту полночь именно по той улице, испытывая именно те чувства, которые владели мной.

О названии улицы над Золотым Рогом я умолчу – оно все равно ничего не скажет читателю, плохо знающему Стамбул. Просто представьте себе почерневшие деревянные дома (большинство из них и сейчас, через тридцать лет после моего «метафизического опыта», по-прежнему целы), тени от эркеров, кривые ветви деревьев в тусклом свете фонарей, брусчатку под ногами, узкие грязные тротуары… Стена маленькой мечети уходила в бесконечный мрак. И там, в темной точке, к которой стремились и улица, и стена, – словом, в перспективе меня ждал этот дурацкий (ну а как его еще назовешь?) Глаз. Думаю, вам уже ясно, что он не хотел причинить мне вреда: напугать, задушить, зарезать, убить. Впоследствии мне пришло в голову, что он поджидал меня, чтобы помочь поскорее пережить метафизический опыт, больше похожий на сон.