Человек в трех измерениях - стр. 29
Еще один дар – огромная психическая энергия, сделавшая возможной тонкую нервную организацию человека. Любая деятельность, любое производство орудий было направлено не столько на подчинение окружающей среды, на увеличение добычи пищи, сколько на укрощение самого себя. Деятельность была направлена на поиски того, как реализовать громадную внутреннюю энергию, суперорганические потенциальные возможности. Когда человеку не угрожало враждебное окружение, его расточительная гиперактивная нервная организация, часто неразумная и неуправляемая, являлась скорее препятствием, чем помощью в его выживании. Контроль над своей психикой с помощью создания символической культуры был более существенным и важным, чем контроль над внешней средой.
Пока человек не сделал нечто из себя самого, он мало что мог сделать в окружавшем его мире. Борьба за существование не завладела полностью энергией и жизнеспособностью первобытного человека и не отвлекла его от более насущных потребностей: внести порядок и значение в каждый момент его жизни. В этом смысле ритуал, танец, песня, рисунок, резьба и более всего дискурсивный язык, должно быть, долго играли решающую роль[37].
Несмотря на сложность и опосредованность наших инстинктов и нашего тела разумом, животное начало в человеке, его «естественность» остались как нерастраченный до конца капитал. Его внутренняя сила, изворотливость, цепкость, неистребимая воля к жизни помогли ему выживать и в более поздние, более цивилизованные времена. Человек в основе своей остался животным, иначе бы он исчез как вид, не смог бы выжить только за счет разума и вырастающей из разума культуры. Эта первобытная сила – и условие спасения, и главное препятствие на пути к тому, чтобы стать искусственным человеком, т. е. осознать в себе совсем другие начала и основания.
Возникает парадокс: все развитие цивилизации – это постоянное стремление вытравить из человека животное, дикое начало, цивилизовать его, а с другой стороны, человек цивилизованный, биологически слабый, полностью утративший агрессивность, является неосуществимой утопией, так как лишен животной основы. Такая святость книжная, как полагает Розанов, от головы, христианство – это культура похорон, она не признает радости телесной, животности, религия должна рождаться из крови.
Кажется, то, что идет от ума, от совести, от воспитания, гораздо слабее, чем биологическая сила, которая вооружает человека, делая его сильным, несгибаемым, решительным. Любая заметная личность в политике, все эти Суллы, Тиберии, Иваны Грозные – люди, не считающиеся с моралью или общественным мнением. Они сами устанавливают правила морали, сами являются законом для других. Их можно ненавидеть, презирать за интеллектуальную ограниченность, за животное упрямство, но нельзя не удивляться их титанической энергии, которая позволяет им идти напролом, вопреки традициям и здравому смыслу, и при этом добиваться успеха. Наоборот, там, где человек вынужден подчиняться господствующей морали, смиряться с обстоятельствами, там он превращается во вполне заурядного человека.