Час волка - стр. 85

Ваша битва – она где-то внутри, сказала Габи. Да? Да, – подумал Майкл. И к нему вновь пришло то, над чем он размышлял каждый день и каждую ночь, с тех пор, как был ребенком в российском лесу: Я не человек. Я не животное. Кто я? Ликантроп. Слово, пущенное психиатром, который изучал буйных пациентов в палатах умалишенных, глаза которых застывали при свете полной луны. У крестьян России, Румынии, Германии, Австрии, Венгрии, Югославии, Испании и Греции для таких были разные названия, но все они сводились к одному смыслу: оборотень.

Не человек. Не животное, – думал Майкл. Тогда кто же я в глазах Божьих?

О, здесь в гуще мыслей был еще один образ. Часто Майкл представлял себе Бога как громадного белого волка, скачущего по заснеженной равнине под небесами, излучающими звездный свет, и глаза Божьи были золотистыми и очень ясными, а белые клыки Божьи были очень, очень острыми. Бог мог чуять ложь и измену сквозь небесный свод и вырывал сердца у неверных и съедал их, истекающими кровью. И нельзя было скрыться от холодной справедливости Бога, Короля Волков.

Но как тогда человеческий Бог относился к ликантропу? Как к смертельно вредному или как к чуду? Майкл конечно, мог только рассуждать, но он одно знал твердо: очень редко бывало так, что ему не хотелось бы стать на всю жизнь зверем и бегать свободным и диким в зеленых просторах Божьих. Две ноги были для него оковами, четыре ноги позволяли ему летать.

Теперь пора было спать, набираться сил к предстоящему утру и работе. Многое предстоит узнать, многого надо опасаться. Париж был красивым капканом с зазубренными челюстями, который мог переломить и человеческую и волчью шею с одинаковой легкостью. Майкл закрыл глаза, переходя от наружной тьмы к внутренней. Он слушал, как капает вода – кап…

Кап…

Кап… Он набрал до предела полные легкие воздуха, тихо выпустил его и отключился от этого мира.

Он сел и прислушался к тому, как вода капает со стен из древних камней. Зрение его застилали дремота и дурманящая лихорадка, но посреди помещения тлел небольшой костер из сосновых веток, и при его красноватом свете Михаил увидел фигуру стоявшего над ним человека. Он сказал первое, что пришло ему в голову:

– Папа?

– Я тебе не отец, мальчик. – Это был голос Виктора, говорившего с оттенком скрытого раздражения. – Ты меня так больше не называй.

– Мой…

Папа, – Михаил моргнул, стараясь вглядеться. Над ним возвышался Виктор, одетый в оленью шкуру с воротником из белого зайца, его седая борода спускалась на грудь. – Где…

Моя мама!