Чабанка - стр. 36

Мне в школе несказанно повезло, моя учительница немецкого языка Александра Саввична Щербакова была настоящим библиофилом. Она позволяла мне подпитываться в ее потрясающей библиотеке. Здесь у любого книголюба челюсть, извините, не захлопывалась. Все сборники «Зарубежный детектив», «Антология фантастики», «Военные приключения». «Стрела», ЖЗЛ, «Антология мировой классики», все выпуски «Подвига» и «Искателя». Благодаря Саввичне я познакомился с «Мастером» Булгакова, с «Одним днем Ивана Денисовича» Солженицина, с запрещенными произведениями братьев Стругацких, благодаря ей и у меня появились в обменном фонде их репринтные «Гадкие лебеди», «Лес» и «Улитка на склоне», «Пикник на обочине» был зачитан до дыр. Только у нее я видел, изъятый из оборота, изо всех библиотек, номер журнала «Аврора» с одностраничным памфлетом-некрологом безымянному «Ему», был этот некролог без подписи, располагался на странице, номер которой совпадал с цифрой последнего юбилея дряхлеющего Генерального Секретаря Коммунистической партии Советского Союза, а на рисунке была кладбищенская оградка. Номер вышел в месяц юбилея, когда все газеты и журналы свои передовицы посвящали только светлой радости всего прогрессивного человечества – юбилею Леонида Ильича Брежнева.

Благодаря Саввичне, я стал понимать, что такое хорошо, а что такое плохо в литературе. «Бесспорно, базой является классика, но если у меня на работе один только «достоевский», то вечером дома я хочу почитать детектив и отвлечься», – говорила она. Вот только достать «базу», не говоря уже о детективах, было очень и очень сложно. Трудно сегодня в это поверить, не правда ли?

Я был комсомольским вождем школы. Я принимал самое активное участие в приеме макулатуры, в отличии от других комсомольских дел, этим я занимался от всей души и со всей серьёзностью. Именно это и стало началом создания настоящей домашней библиотеки. Во время сбора макулатуры я становился на машину и сортировал. Нет, раритеты мы возвращали. Нашли мы родителей второклассника, который притащил тяжеленный фолиант редчайшего дореволюционного издания «История Отечественной войны 1812 года в иллюстрациях», вернулись домой хозяевам и ПССки^>38 Гоголя и Чехова. Но постепенно, вместо того, чтобы пойти под нож, собрались у меня дома зачитанные, а потому и выброшенные Достоевский и все Толстые, Куприн, те же Чехов с Гоголем в отдельных изданиях, Дюма и Сименон, Хемингуэй и Сэллинджер. Собрались «толстые» журналы особенно ценных шестидесятых годов: «Иностранка», «Новый мир» Твардовского, познавательные «Наука и Жизнь», «Техника молодежи». А какое удовольствие полистать и сейчас союзный «Крокодил» или украинский «Перец» сталинских времен. Моя любимая карикатура была посвящена присуждению Пастернаку Нобелевской премии. На рисунке: стандартный клинобородый Дядюшка Сэм в котелке со словами «учитесь работать» перед собранием цеэрушников и прочих, судя по мерзким лицам, антисоветчиков, потрясал книгой, на которой было написано «Доктор Живаго».