Централийская трагедия. Книга первая. Осень 1961 - стр. 24

Все приступили к трапезе, и я также принялся за еду. У мяса была аппетитная корочка, но, разрезав его, я обнаружил, что оно было слабой прожарки, что называется «с кровью». Я попробовал кусочек – он был сочным и мягким.

– Грэхам Дальберг-Актон был щепетилен к традициям, – миссис Фостер кивнула в сторону портрета, подтвердив мою недавнюю догадку, – При его жизни, дом был полон прислуги, – Вспоминая былые времена, Элизабет мечтательно склонила голову и посмотрела куда-то вдаль, – Теперь же остались только мы трое. Я совмещаю обязанности камеристки Хелены и горничной, Гарм – дворецкий, а Марк, самостоятельно занимается всеми делами по кухне: готовит, моет посуду, сервирует стол, занимается закупками.

– Элизабет питает ностальгическую любовь к условностям прошлого, – прокомментировала Хелена, – Мне же они никогда не были понятны.

В тот вечер для меня лучше раскрылся характер новой жены отца. Я вспомнил, что с утра застал ее за книгой Достоевского, и подумал, что в Хелене было что-то от героинь русского классика. Я находил некоторое внутреннее сходство между ней и Настасьей Филипповной. Был какой-то надрыв в ее душе, а в прекрасной голове таилось скрытое безумство.

Насколько мне было известно, Актон – английская фамилия, а Дальберг – немецкая. Фамилия Дальберг-Актон образовалась благодаря браку баронета Актона с последней представительницей древнего баронского рода немецких прелатов. Однако в Хелене не было, ни свойственной англичанам сдержанности, ни характерной для немцев прагматичности. У нее была типично русская, необузданная душа, вмещающая в себя непримиримые противоречия, склонная к фатализму и питающая страсть к драме.

Я нередко слышал шутку, согласно которой, девиз героев английской литературы: «я умру ради чести»; немецкой: «я умру ради величия»; французской: «я умру ради любви»; русской: «я умру». В этом фатальном замечании отражается экзистенциализм Достоевского, и отношение русских к смерти. У смерти нет цели. Смерть – просто данность, исход жизни. В своей жизни я совершил много ошибок и ужасных поступков, но все они, так или иначе, были продиктованы любовью. Хеленой же всегда двигал только страх смерти – она не хотела мириться с неизбежностью.

Я также хотел бы остановиться на образе Гарма. Читатель не мог не заметить, какой ошеломляющий эффект производила на меня мрачная фигура сутулого, немого старика. Миссис Фостер в последствии поведала мне многое о его судьбе, но как бы не старалась она склонить меня симпатизировать ему, меня всегда бросал в дрожь немой взгляд старика, в котором скрывалась какая-то зловещая тайна. Главный секрет Гаргамеля даже для миссис Фостер сохранился неизвестным, и открылся только мне, а к концу повествования откроется и читателю.