Централийская трагедия. Книга первая. Осень 1961 - стр. 26

Я с неприкрытой жадностью уплетал мясо. Мне следовало проявить больше манер и утонченности – отрезать небольшие кусочки, терпеливо и подолгу их разжевывать. Но я никогда прежде не ел такой вкусной еды и к тому же был голоден, поэтому пренебрег всякими приличиями.

Детям была подана курица с картофельным пюре и зеленым горошком, которая близняшкам явно не приходилась по вкусу, что не прошло мимо Хелены незамеченным.

– Хватит ковырять в тарелке! – утратив терпение, повысила голос Хелена, – Либо ешьте, либо отправляйтесь в свою комнату и ложитесь спать голодными.

Близняшки одарили маму холодным взглядом и вышли из-за стола.

– Дорати, солнышко, тебе тоже пора отдыхать, – ласково обратилась Хелена к девочке.

«Солнышко» было подходящим эпитетом для лучезарной малышки.

– Спасибо за ужин, Марк, – пролепетала девочка, на чьей тарелке ничего не осталось. Подойдя к Хелене, Дорати крепко ее обняла.

– Доброй ночи, мамочка, – сказала она, жмурясь и вкладывая в объятия всю силу, что была в ее детских, слабеньких ручках. Ненадолго задумавшись, она добавила, – Мамочка Хелен, можно Гаргамель пойдет со мной? Я почитаю ему сказку.

Любовь, заключенная в этом маленьком сердце была настолько всеобъемлющей, что не упускала из внимания даже покинутого, угрюмого Гарма.

Хелена сделала недовольную гримасу, но после выдавила:

– Идите.

Дорати вложила свою крошечную ладошку в сухую морщинистую руку Гаргамеля. Пальцы старика напоминали длинные кривые ветви дерева. Он держал детскую ручку так, словно то была хрупкая бабочка. Рядом с Дорати Гарм преображался в мгновение ока, и то тепло, которое эта девочка вселяла в его сердце, своим огнем зажигало его, казалось бы, уже навеки потухший, безжизненный взгляд.

***

В столовой нас осталось четверо: я, Хелена, Марк и Элизабет.

– Теперь, когда за столом нет детей, я могу задать тебе любопытный вопрос, – произнесла Хелена, и лукавство вспыхнуло в ее красивых янтарных глазах.

Я напрягся. Вопрос заключал все тревоги, томившие сердце Хелены; был воплощением страха, который сделал ее беспомощной, поставив на колени перед монументальной неизбежностью.

Каким очаровательным было ее лицо в тот момент! Глаза сверкали безумством, нетронутая шрамом щека пылала хмельным румянцем. Ее разжигали алкоголь и жгучие навязчивые идеи.

– Ты боишься смерти? – спросила женщина и уставилась на меня, пристально изучая мое лицо, а между тем, бесцеремонно пытаясь заглянуть мне в душу.

В столовой повисла тишина. Казалось, всем было слышно, как я нервно сглотнул. Марк и Элизабет настороженно переглянулись. По их лицам пробежала мрачная тень. Наиболее встревоженной казалась миссис Фостер. Молчание длилось с минуту, а после Марк и Элизабет хором спохватились: