Центр жестокости и порока - стр. 6
– Отлично! Ты сам избрал ужасную участь!
После произнесенных слов, словно по чьей-то негласной команде, на него посыпались нескончаемые удары, хотя и не причинявшие сильной боли, но дававшие полное основание полагать, что пытка, возможно, очень затянется, без сомнения, будет очень мучительной и, так или иначе, непременно закончится смертью. Невольному страдальцу не оставалось ничего другого, как терпеть непрекращающиеся болевые воздействия, постепенно превращающие его некогда сильное, а теперь практически полностью высыхающее туловище в один, кровоточащий и крайне болезненный, «синячище». Кто его бил и в каком количестве – сказать было трудно. Между тем отчетливо ощущалось, что изверги основательно знают кровожадное, неистовое дело, – не позволяя терять сознание, они придавали кожному покрову тела страшный иссиня-черный оттенок, но не затрагивали, однако, жизненно важных внутренних органов; удары наносились методично и в основном твердыми, тупыми предметами, больше всего похожими на солдатские ботинки либо полицейские «берцы», как известно, отличавшиеся внушительным весом и ударно-поражающей силой; впрочем, могло быть и не так, но уж очень сильно было похоже.
Терзаемый бомж от каждого тычкового пендаля только покряхтывал, перемежаясь страдальческими стенаниями и являясь не способным (да и попросту не отваживаясь) оказать хоть какое-то значимое сопротивление силам, явно находящимся за гранью его давно померкшего понимания, высушенного пагубным влиянием алкогольных напитков. Минут через пятнадцать ужасной, ни на секунду не прекратившейся, бойни, некое подобие человека (и без того утратившее всяческий людской облик) внешним видом стало похоже на жуткого гуманоида (ну, или, в лучшем случае, на перезревшую, начинавшую гниение тыкву); физиономия его к наступившему времени сплошь покрывалась синюшными гематомами, некоторые из которых, наполнившись излишней кровью, чернея, лопали, придавая и так отталкивающей поверхности еще и зловещий, кровавый оттенок. Что касается остального тела, то, если бы вдруг кому-нибудь пришла в голову мысль снять с него давно нестиранные шмотки, пропахшие смрадом и вонью, они бы смогли увидеть мало чем отличающуюся картину, представленную единой раной, мерзкой, синюшной, по всей площади кровоточащей.
– Все! – раздался дребезжавший глас, похожий на замогильный и взявший на себя труд вести словесные речи. – Хватит! А то еще сдохнет, а преждевременной смерти мы допустить не можем, ведь – если кто не помнит? – он приговорен нашим судилищем «быть похороненным заживо!», – сказал он молчаливым подельникам, а дальше обратил вопрос уже к измученному жизнью и терзателями мужчине: – Так как, «бомжара», сам «обживешься» в последнем пристанище или тебе и еще необходимо добавить стимулирующих мотивов? Как, думаю, ты понял – мы сможем «мутозить» тебя до бесконечности, и, соответственно, без каких-нибудь обеденных перерывов.