Центр жестокости и порока - стр. 7
На опущенном самой жизнью человеке не оставалось к моменту поступления страшного предложения ни одного свободного места, не источавшего сумасшедшей боли, а главное, его мозг отказывался выдавать сколько-нибудь здравомыслящие, наполненные логикой, мысли; единственное, что занимало в настоящий момент его измочаленную голову, в силу ведомого образа существования давно уже бестолковую, – как ему побыстрее избавиться от изливающихся на него сплошным потоком нечеловеческих страданий и мучительных ощущений? Не переставая кряхтеть и отплевываться пенящейся жидкостью, имеющей характерный багровый оттенок и получающей окрас внутри ротовой полости, где кровь, вытекая из разбитых десен и слизистой оболочки, активно смешивалась со сочившимися слюнями и внутренним соком, выбиваемым из легких, желудка и печени, отброс современного общества, приговорённый к жуткой, страдальческой смерти послушно поплелся в сторону приготовленного ему страшного гроба; приблизившись, он постоял, словно бы находясь в нерешительности либо каких-то раздумьях, затем, вдруг резко встряхнув всклокоченной головой, пропитанной липкой кровью и крайне соленым потом, решительно опустился на последнее ложе и, сложив на груди перебитые руки, послушно приготовился принять невообразимую, кошмарную участь.
Едва он закрыл (справедливости ради стоит сказать) и без того заплывшие веки, закономерно рассудив, что всего, уготованному ему дальше, будет лучше не видеть, как крышка гроба самопроизвольно, словно с помощью чьей-то неведомой силы, медленно опустилась на уготованное ей место, плотным прикосновением к корпусу прекращая подачу наружу как зловещего света, так в точности и потустороннего дуновения, а заодно и значительно снижая звук издаваемой похоронной мелодии – и вот здесь, буквально за секунду, перед тем как верхняя и нижняя части в полной мере между собою состыковались, изнутри донесся чуть слышный, измученный возглас, даже несмотря на перенесенные муки (и что бы там не случилось!) наполненный в трагический момент обыкновенной, простодушной иронией: «Хоть умирать будет нескучно… под музыку – и с музыкой!». В следующую секунду просвет исчез, а чуть только произошло касание, сразу же стали сами собой закручиваться винты, предусмотренные для надежного крепления крышки и основания; может показаться странным, но заворачивались они без чье-либо помощи, будто подверженные некому мистическому воздействию. Затем ужасающее устройство отъехало немного назад, увеличивая расстояние между собой и зияющей впереди ямой, а достигнув необходимого расстояния, ненадолго остановилось, постояло минуту на месте, словно бы давая остальным участникам жуткого действа возможность проститься с готовящимся усопнуть, но пока еще живым человеком; а далее, сделав непроизвольную пробуксовку и постепенно набирая нужную скорость, устремилось в сторону пугающей пустоты, как издревле водится, имевшей по периметру размеры двести на сто сантиметров. Любому здравомыслящему человеку показалось бы удивительным, но гроб, передвигавшийся без чьей-либо посторонней помощи, сумел разогнаться как раз для того, чтобы без каких-либо огрехов рухнуть в уготованную покойнику яму; с этой секунды даже самому закоренелому скептику становилось бы более чем очевидно, что при создавшихся условиях чудесного избавления, как бы кому не хотелось, но его, по-видимому, не будет.