Центр жестокости и порока - стр. 29
Не стоит говорить, что, едва улицезрев незваных, неприятнейших посетителей, душа отставного блюстителя правопорядка наполнилась страшным негодованием – да что там? – попросту жутким гневом и сопутствовавшей безразмерной, чудовищной яростью; он не смог в тяжелую минуту вымолвить ни единого слова – до такой степени его горло сковало спазмом неизгладимого бешенства. Проснуться неприглашенным пришельцам в возникший суровый миг заблаговременно так и не посчастливилось: твердым, уверенным шагом Павел проследовал прямиком к мирно посапывавшим отщепенцам социального общества и стал нещадно пинать их ногами, обутыми в дорогие ботинки прочной, надежной конструкции (раздавая нещадных пендалей, хозяин то ли не желал запачкать руки, то ли, подчиняясь сохранившейся со времен службы привычке, предостерегался от возможности подцепить какую-нибудь омерзительную заразу, бывшую гораздо страшнее коронавируса, но тем не менее поступал он так, а не как-нибудь по-другому). И вот тут уже полились словесные излияния, сопровождавшие мгновенный выплеск неконтролируемого гнева, копившегося в душе отвергнутого и преданного мужчины все последнее время (он требовал непременного и скорейшего выхода):
– Ах вы, «мерзкие твари», «бомжары проклятые», вы понимаете, вообще, к кому вы сейчас приперлись?! Да я вас в два счета «уделаю» и не одна полиция не будет искать ваши и без того полусгнившие трупы! Кто вам дал право селиться в мой дом и загрязнять его тлетворным запахом, а самое главное, гнусным присутствием?!
Громогласные выкрики сопровождались не только болевыми воздействиями, но еще и отборнейшей матерщиной; не стоит удивляться, что так называемые несанкционированные хозяева, некогда узурпировавшие пустовавшее жилище, а сейчас просто ошалевшие от невообразимой побудки, вырывались из счастливого сна беспрестанно сыпавшимися на них чувствительными ударами и самыми крепкими, когда-либо слышанными ими, словами; через несколько минут синяк «рыжего» превратился в огромную гематому, а лицо «черного» сплошь покрылось синюшной мрачной окраской и, местами лопаясь, разбрызгивало по округе кровавую жидкость, зловонную и наполненную сгустившейся гнилью (кстати сказать, физиономия первого пока еще держалась, потому что второму, поскольку он оказался на краю дивана, дальнем от выхода, доставалось во много раз больше, ведь, съездив пару раз тому, что оказался ближе, рассвирепевший наследник продвинулся дальше – а уже там дал полную волю мгновенно «вырвавшемуся на свободу» неистовству). Не понимая, что же в действительности случилось и откуда, а главное, за какие грехи, на них обрушились случившиеся несчастья, бомжи, соскальзывая с дивана и пытаясь ползти по гладкому полу, наперебой голосили: