Бывшие. Последний шанс - стр. 35

— Прочитать ещё одну лекцию о голодовке? — хмурится он, переводит взгляд на ополовиненную тарелку.

— Рассказать, как усыхает желудок после четырёх дней на одной воде?

— Олеся…

— Самсонов, то, что мы ужинаем на моей кухне, не значит, что у меня поменялся список приоритетов. — Поднявшись, я ставлю обе тарелки к раковине и тянусь к верхней полке. — Так что можешь возмущаться сколько хочешь, но не рассчитывай, что я тебя послушаю.

— И на каком месте там патлатый полудурок с самоубийственными предложениями? — Ну, слава богу! А то я уже переживать начала, куда делся старый добрый Самсонов.

— Съешь шоколадку, может, станешь добрее к людям.

Солёная карамель, моя любимая, разломанная на куски, в вазочке из тёмного стекла встаёт посередине стола. Делюсь, можно сказать, самым ценным, а ему хоть бы что.

— К людям, возможно, к нему — точно нет. — Глоток чёрного кофе, без сахара и молока, заставляет меня передёрнуться. Гадость! — Кто он?

— Владан? — Несравнимое удовольствие есть то, что хочешь! И, чувствуя, как растворяется на языке крупинка соли, я не могу не прикрыть глаза. — Когда-то наставник, друг, коллега…

— Любовник? — Вот как говорить с тем, кого не смущает мой долгий красноречивый взгляд?

— Самсонов, тебе бы всё опошлить! — Вздохнув, делаю ещё глоток компота. Особенно бодрящий на контрасте с шоколадом. — Какая разница, если сейчас я бы с удовольствием спустила его с лестницы?

— И всё-таки?

Напрягает даже не его настойчивость, к этому можно привыкнуть, а какая-то пуританская строгость во всей его позе. Словно пятнадцать уже мне, и, подавшись вперёд, я понижаю голос:

— А что, ревнуешь?

— Сообщу, как определюсь, — со всей охреневшей честностью отвечает Самсонов и ласкающим движением проводит большим пальцем по моей нижней губе. — Шоколад. — В его голос возвращается хрипотца, взгляд тяжелеет, а у меня сводит спазмом низ живота.

И лучше бы это был токсикоз!

— Попробуй, тебе понравится.

Раздражение, ехидство, сарказм — где это всё, когда он становится слишком близко? Почему меня парализует под Самсоновским взглядом? И что делать, если всю меня коротит, когда его язык лёгкой лаской проходит там, где только что был палец?

— Неплохо, — совершенно серьёзно заключает Самсонов, отстранившись на каких-то два сантиметра. — Ещё?

Вот только ответа он снова не ждёт, накрывая мои губы уже настоящим поцелуем.

12. Глава 12. Кирилл

К хренам собачьим все доводы.

Откровенный, без прелюдий, поцелуй только в первое мгновение заставляет её удивлённо распахнуть глаза. Солёная карамель и шоколад. Я честно пытаюсь держать себя в руках хоть как-то. Каким-то чудом помня о токсикозе, больницах и беременности, но она сама всё портит. В тот момент, когда её язык касается моего, мир слетает с катушек. Я слетаю. И ни черта уже не помню.