Быть шехзаде - стр. 3
Потом мы пошли на молитву. Гаремная мечеть полна, как всегда. Лица одни и те же. Все разглядывают меня и мою мать Хандан-султан. Женщины шепчутся, пока Ходжа Мехмед Эфенди не поднимает на них взгляд.
У него глаза, как острые когти – с ними нельзя спорить.
Ходжа, произносит особую молитву за душу покойного брата Селима.
Я повторяю каждое слово, чувствуя ответственность перед Аллахом. И каждое слово, как нож. Оно режет изнутри, и я не могу понять, я злюсь или мне просто страшно.
Дальше пошли в классы талимхане. Там всё как обычно. Но всё же немного по-другому.
Уроки Корана сегодня имеют особый смысл. Ходжа говорит: смерть Селима – это испытание. Мол, Аллах проверяет моё терпение. А ещё, он говорит, что теперь я ближе к трону. Что смерть Селима делает меня ближе к роли будущего султана, и подчеркивает необходимость быть достойным этой ответственности. Я возражаю про себя, мол есть ещё Махмуд… Но молчу и только киваю в ответ.
Опускаю глаза.
Брат шехзаде Махмуд. Он сейчас с повелителем в Айя-Софье.
Почему никто про него не говорит?
Полдень.
Во дворце проходят траурные церемонии. Всё как будто затянуто серым. Даже аги все молчат.
Меня привели в Селямлык. Я стою рядом с матерью и валиде. Халиме-султан смотрит на нас. Словно что-то решает. Может, просто переживает из-за долгого отсутствия Махмуда. Может тоже, думает, кто следующий?
Женщина, кажется её зовут Озлем-хатун, красиво читает Коран. Она часто приходит к султаншам.
Придворные идут один за другим, кланяются. Сначала бабушке, затем султаншам и моей матери. Потом мне и шехзаде Мустафе. Тётка Айше-султан перешептывается со своей младшей сестрой Фатьмой-султан. Переодически смотрят на нас с братом. Но тут же отворачиваются. Наши сёстры – султанши хором повторяют священные слова, читаемые Озлем-хатун:
– Инна лилляхи ва инна илейхи раджиун.
Взрослые говорят о потере. О скорби. Об Аллахе.
Мы с Мустафой должны сохранять почтительное молчание и показывать свою скорбь. Так сказал Ходжа Мехмед Эфенди. И мы молчим. Как будто это экзамен.
Вечером, когда вернётся Махмуд, нам разрешат поиграть. Во дворике валиде-султан. Но не до заката. Бегать нельзя. И точно не громко.
Хасан-ага сам забрал меня с уроков.
Лала Мустафа-ага теперь больше не мой лала.
Он будет наставником Махмуда. Смешно получилось.
Я спросил: почему?
Он ответил:
– Мустафа-ага стал теперь старше и важнее.
А потом замолчал.
Я вспомнил – лалешахиб покойного брата Селима тоже умер от скарлатины.
И мне стало нехорошо. Не от болезни. От того, как всё быстро меняется.
От Хасана-аги я удрал ловко.