Буровая - стр. 29

Вот и в этот раз, собираясь в дорогу, я всего лишь собрала высокий хвост, достаточно свободный для того чтобы из него выбивались пряди, а макушка топорщилась «гребнями». Видимо это и имела в виду Полинка, ехидно предположив что я до сих пор не умею пользоваться расчёской.

– Расчёски – это прошлый век! – сообщила я ей и потянула себя за свисающий на лицо локон, – Нынче в моде пляжная укладка пальцами.

Полинка развела руками, признавая своё поражение, а я повернулась к её спутнице, до сих пор молчавшей.

– Маша?

– Здравствуй, – очень вежливо отозвалась она, и я неприятно удивилась хрипоте и грубости когда-то звонкого голоса подруги, – Рада тебя видеть, Лена.

– Но-но, я попрошу – она теперь Элен! – возвестила Полинка, – Элен… чёрт, а фамилию даже не выговорить.

– А фамилия и не нужна. Можете звать меня Ленкой, как раньше.

– Ладно, Ленка, иди сюда что ли? – Машка вдруг быстро шагнула ко мне и заключила в объятия. Настоящие, искренние, крепкие, с запахом туалетной воды и сигарет.

Это было так неожиданно и так радостно, что я не сразу собралась ответить на них и обнять Машку в ответ.

– Ну началось… – проворчала Полинка, но подошла к нам и тоже обняла сразу обеих, защекотав наши лица своими кудряшками.

После этого все почувствовали себя свободнее, стряхнули остатки неловкости, переглянулись уже по-другому – тепло и открыто.

– Пойдём, француженка, – Полинка взяла меня за плечо, поворачивая в нужном направлении. Глянула на мои промокшие ноги, – Запасная обувь-то у тебя есть или эту сушить придётся?

Запасная обувь была. Я хорошо знала через какие дебри скоро предстоит пробираться и ещё в Париже, прямо по дороге в аэропорт, купила тяжёлые армейские ботинки с высокой шнуровкой. Купила и другую походную экипировку, о чём теперь начинала жалеть, глядя на то, как просто одеты подруги детства и подозревая, что и завтра они будут выглядеть не сильно иначе.

– Мы в гостиницу идём? Она там же, где и раньше?

– А ты как думаешь? – невесело усмехнулась Машка, – Оглянись. Многое изменилось?

Я послушалась совета и оглянулась. Впервые с тех пор как вышла из автобуса по-настоящему посмотрела вокруг.

Одноэтажное здание автостанции. Маленький сквер рядом. Разбегающиеся от него в четыре стороны дороги. По их обочинам – вперемешку покосившиеся деревенские домики и двухэтажные послевоенные бараки, чёрные от времени. Дальше по улице, ближе к центру города – уже кирпичные хрущёвки, те самые, в одной из которых когда-то жила моя бабушка. Нет давно на свете бабушки, а дома, в которых она и другие жители Верхней Руды когда-то получали долгожданные квартиры от завода, стоят до сих пор. И, наверное, будут стоять ещё очень долго, до тех пор пока суровый местный климат не раскрошит кирпичи стен, не ослабит фундаменты, не истончит крыши. Даже деревья, растущие вдоль улиц в квадратных отверстиях тротуаров, были всё те же – старинные тополя с побелёнными стволами, узловатые от времени, зелёными свечками взмывающие к небу.