Бунин и евреи - стр. 79
Певец разоренных дворянских гнезд, демонстрирующий в обществе свой аристократизм, Бунин, казалось бы, однозначно должен был быть в стане «правых». Однако его жесткий реализм, беспощадное высвечивание всех гнусных проявлений русской простонародной жизни, убежденность в обреченности патриархальной «деревни», делали его, как уже отмечалось в гл. I., постоянным объектом нападок со стороны консерваторов-охранителей. Впрочем, «левые» критики, ждавшие от литературы позитивные образы нового русского человека, так же порицали Бунина за «упадничество». Избегавший любых форм манифестирования и политической активности Бунин, тем не менее, в общественном сознании воспринимался как человек пусть не крайних, но все же консервативных убеждений, чему немало способствовал его внешний облик и манера поведения. С начала Февральской революции, которую он отнюдь не приветствовал, это мнение о нем стало широко распространенным, особенно в стане «левых».
«Начало противостоянию левых с Буниным положили еще “Одесские новости” – старейшая газета Одессы, ставшая в 1919 г. партийным органом местных меньшевиков. <…> Именно она в ответ на устные и письменные публицистические выступления писателя первой обвинила его в неуемном самолюбовании, в “высокомерной ненависти к народу”, в “обывательщине”, в “поправении”. В одном из своих антибунинских памфлетов газета среди прочего писала: “Забудьте на минуту о себе, о Бунине, и подумайте о России. Скромно, без ссылок на ‘людей, все-таки не совсем рядовых’, разберитесь, посоветуйте, помогите. Не зажимайте нос, когда проходите мимо народа. С ним ведь жить придется! Вы ‘не русофоб, не германофоб, не англофоб, не румынофоб и не юдофоб, хотя…’ Все это очень хорошо. Но вы слишком больной бунинофил. Это плохо!.. Особенно, когда, проливая слезы над Россией, вы все время озабочены мыслью, к лицу ли вам глубокий траур…”»>94.
В русском Зарубежье после произнесения в Париже (16 февраля 1924 года>95) знаменитой речи «Миссия русской эмиграции», Бунин оказался на вершине Олимпа, обретя харизму первого по рангу русского писателя и последнего классика. Сумев во всей полноте выразить мироощущение русских эмигрантов и определив «высшую цель» русской диаспоры как задачу «сохранения культуры исчезнувшей старой России»>96, Бунин впервые в своей жизни стал фигурой общественной, символом духовно-нравственного величия русской культуры в изгнании.
Несмотря на то, что в своей речи Бунин «говорил “лишь за себя и только о себе”, левая печать эмиграции при всей своей политической неоднородности высказывалась о Бунине-публицисте