Бунин и евреи - стр. 81
Что касается монархизма, то здесь уместно привести цитату из дневника Галины Кузнецовой от 8 сентября 1932 года:
«<…> Говорили о тех, кто владел Россией. И<ван> А<лексеевич> говорил: – В сущности, ты еще ни разу не подумала о том, что Россией одно время правил Керенский, этот самый неврастенический Онегин с моноклем в глазу. Потом был Ленин. А перед ними нервный, бледный офицер, без конца гладивший себе усы (он показал жестом как, чуть вдавливая кожу над губой внутрь). “Малообразованный офицер”, – сказал о нем Толстой. Но он не подумал, что было в этом офицере. Ведь он не русский. В нем века разных наследственностей, в нем кровь английская, немецкая – он совсем особое существо. Цари – особая порода на земле. Ими нельзя сделать себя»>102.
В эмиграции Бунин был близок к эсерам и либеральным демократам. С политическими и общественными деятелями именно этого толка его связывали «дружески-деловые» отношения, и именно в их печатных органах – газеты «Последние новости», «Возрождение (до 1926 г.), а так же в издаваемом эсерами журнале «Зарубежные записки» он в основном публиковал свои произведения. Существует мнение, что «Бунин, чуждый всякой политике и политической борьбе, всегда относился с большим безразличием к тому, где печататься: он публиковался и в народнических журналах, и в декадентских альманахах, и в марксистских сборниках, а позже, в эмиграции, как в социалистических эмигрантских изданиях, так и в монархических»>103.
Однако сам писатель в письме к Борису Пантелеймонову>104 от 4 сентября 1946 года>105 утверждал, что «с самого начала моего писательства, никогда, ни единой строки не написал ни в одной правой газете».
В этом же письме Бунин более чем однозначно высказался и о своем неприятии приписываемого ему «монархизма»:
«Получил Ваше письмо, Борис Григорьевич. В моих надписях Вы усмотрели “раздражение, резкость”? Нет, в них было чувство оскорбления, гнева – Вы, по-моему, все-таки не могли не знать, что я в Париже не мог слыть идиотом, сидящим в дворянск<ой> фуражке>106, окруженный портретами царей и двуглавыми орлами, что я вовсе не “брюзжал”, не “фрондерствовал”, как какой-нибудь рамоли, увенчанный смехотворной, по Вашему мнению, “короной из дешевого эмигрантского золота” и т. д. и т. д. – и неужели это все могло быть продиктовано Вашей “любовью” ко мне! Распространяться не буду, – вчера, по телефону, я достаточно объяснил Вам причины моего “раздражения”. Вы говорите, что Вы писали даже с добрыми чувствами ко мне: если так, то мне остается только дивиться – и сказать Вам: Бог Вас прости! – Тот Бог, которого Вы лишили даже большой буквы.