Бунин и евреи - стр. 83

, коллеги считали отмороженным, надменным и язвительно-кусачим гордецом. Таким он, действительно, и был на публике. В приведенной выше истории с Валентином Серовым, художником, охотно ради заработка писавшим портреты коронованных особ, аристократов, банкиров и различных знаменитостей, неадекватно повел себя именно Бунин, ответивший на деловое предложение знаменитого портретиста амбициозно-пошлой по существу выходкой, хотя сам «пошлость презирал… во всех ее проявлениях»^>113.

Мало кто знал или догадывался, что «Бунин был по природе застенчив. Был он застенчив, несмотря на видимость агрессивности, на врожденную насмешливость, на великое множество бьющих в точку злых стрел, направленных против своих современников, иногда даже литературных друзей, на унаследованную им от отца любовь к нецензурной ругани, на то, что ему иногда в применении к себе хотелось бы употребить некий “pluralis majestatis”^>114.

<…> Нередко он был неспособен принять то или иное решение, которое подсказывалось ему разумом или практическими соображениями, не в силах был обрубить с размаха единым ударом какие-то угнетавшие его “узлы” именно из-за своей… застенчивости.

Но и обратно, этой же полускрытой стороной его характера можно объяснить… некоторые его “эскапады”, некоторые едва ли не спровоцированные им самим инциденты, в которых погодя – наедине с собой – он неизменно раскаивался и их болезненно переживал» (А. В. Бахрах)^>115.

Галина Кузнецова, несколько лет жившая под одной крышей с Буниным в Грассе, пишет, что в их первую встречу в августе 1926 года «Бунин показался мне надменным, холодным. Даже внешность его – он, впрочем, был очень моложав, с едва седеющими висками, – показалась мне неприятной, высокомерной».^>116

Он мог «быть иногда необыкновенно любезным и обаятельным хозяином, он поднимает настроение общества, зато к нему и стекаются всеобщее внимание и все взгляды». При общении с «чужими» у себя дома он обычно «говорил все время благодушным и любезным, почти царственным тоном. <…> Он большой актер в жизни. Я знаю, что так надо общаться с людьми, но воспоминанье о его часто невозможных ни для печати, ни для произношения словечках, о его резкости временами заставляли меня в душе улыбаться. Впрочем, эта общедоступная любезность всех покрывает нивелирующим лаком, и дома он оригинальнее»^>117.

«Постоянная его черта: обезоруживающий юмор, непосредственный, талантливый, как вся его натура» (Г. Адамович)^>118.

Многие свидетели времени, однако, отмечают, что при своей душевной закрытости Бунин был способен разговорить собеседника, вызвать его на откровенность. Он умел не только сам хорошо говорить, но и слушать другого, и при случае мог дать дельный совет.