Бульвар Ностальгия - стр. 30
Позабыв о жаре, о нелегкой ноше поспешил я на любимый мотив и вскоре
увидел сидевшего на тротуарном бордюре гитариста. Пел он плохо, но
выглядел весьма колоритно. Длинные волосы были схвачены брезентовой
ленточкой, на шее болтались чьи-то хищные зубы, худые икры обтягивали
истертые до белизны джинсы фирмы «LEE», на боку болталась пистолетная
кобура. «Боже мой, – пронеслось в воспаленном хамсином мозгу, – да ведь это -
же Макарыч!»
Сердце мое упало куда-то далеко вниз. В висках заухали молотки. Макарыч?
Неужто он??!! Напряженно вглядывался я в черты, знакомого и вместе с тем
незнакомого мне лица, как будто от решения этого вопроса зависело что-то
важное в моей жизни. Живописный музыкант меж тем закончил «Yestеrday» и,
достав из карманных глубин наполовину опорожненный «Кеглевич»
(популярный сорт израильской водки) спросил: – «Плеснуть?» Но, не дав мне
ответить, выпил и выразительно затянул «Long And Winding Road»
«Длинная петляющая дорога,
Ведущая к твоему дому,
Не исчезнет никогда.
Я видел эту дорогу и прежде…»
В душе моей закопошились ностальгические обрывки прошлого:
оцинкованные двери котельной, портвейн «Кызыл-Шербет», ментовский
«ГАЗик» и пистолет системы Макарова. Глаза мои предательски повлажнели. Я
бросил в соломенную шляпу музыканта серебряную монету и, не дослушав
песню, побрел по узким лабиринтам к шумевшему неподалеку городскому
проспекту.
Колеса судьбы
…. белесо – молочными атомами зарождается он за окном. Это еще не
свет, а тот грунт, на котором великий художник разольет свои краски. Сегодня
серые, завтра оранжевые, а послезавтра и вовсе электрик. У кровати тусклым
пятном чернеет пара синтетических тапочек китайского производства. Я
просовываю в них свои худощавые ноги и иду на кухню. Под ногами, как
живой, стонет рассохшийся паркет.
Кря, кря. Жик, жик, – жалуется он вещам, встречающимся у меня на пути. Путь
же мой пролегает по длинному и прямому, как пожарная кишка, коридору.
Опасен этот коридор незнакомцу. Здесь, спрятанная в небольшом углублении,
стоит старая музыкальная колонка. Сколько прелестных ножек поранилось об
её коварно торчащий угол! Да и я, всякий раз ударяясь об её угол, кричу
«Шит!» И клятвенно заверяю, что вынесу её в подвал. Вот и сегодня, больно
ударившись лодыжкой, громко ругаюсь, и, бережно погладив ушибленное
место, следую дальше.
Кря, кры, вжи, вжи, – вновь оживает в своей жалобной «песне» паркет.
Мне, в отличие от него, жаловаться некому, хотя жизнь моя не слаще его. Да и
кто жалуется по утрам – это лучше делать в обеденный перекур, или, скажем,
вечером за кружкой пива. Утром варят кофе и спешат на службу. Я тоже варю