Броневой - стр. 13
Четвертым спутником Шапронова, тем самым, который остался в машине, когда Шапрон и два его телохранителя выползли из кабины, оказалась баба. К огромному удивлению Калмыша с Маляром. Точнее – к охренительному шоку.
Даже появление Ники на окраинах города, в «наш-ангаре» было подобно отрыжке святого Петра за столом на тайной вечере. Появление же еще одной «леди» было явлением просто из ряда вон. Конечно, женщин на окраинах Новосиба, в принципе, хватало. В основном это были шлюхи из различных скотских заведений и «боевые» подстилки гангстеров, которых те таскали с собой на сходки и пользовали всем скопом, будто в большой любвеобильной шведской семье. Но вот обычных женщин – как и обычных детей – на окраинах не встречалось вовсе. Они либо жили в центре, в домах богатых и знаменитых (как породистые собачки), либо далеко в тайге в поселках колхозников – где нормальная семья еще сохранялась.
Шапрон, насколько догадался Малярийкин, был не просто одним из лидеров местных «КТО». Но и крупной фигурой в криминалитете. Причем во всем смысловом многообразии этого емкого слова внутри богатого контекста уголовной реальности новой Сибири. А контекст был простой. Бандиты рулили бизнесом. Бандиты рулили политикой. Говоря проще – бандиты рулили всем. Все, чем бандиты не рулили, было очерчено границами местных кладбищ и богаделен.
В общем, Малярийкин быстренько навел справки и без труда выяснил, что пресловутый «товарищ Шапронов» пользовался нешуточным авторитетом не только в районных бандах, но и в кабинетах ВТЭК. Это говорило о многом.
Сам Шапрон проживал в Скайбоксе – центральном районе разрушенного Новосибирска, расположенном на месте одного из старых пригородов. Новосибирск после Войны-Смерть представлял собой гигантский конгломерат сёл и деревень. По внешнему облику вполне современных – с руинированными небоскребами и многочисленными плазменными брэнд-мауэрами на стенах зданий, – но именно сёл и деревушек. С ничтожным количеством жителей. С ничтожным количеством предприятий и магазинов. Без власти. Почти без полиции. Доверху переполненных «гангстерским» (слово-то какое – импортное!) беспределом.
Среди этих поселений, разбросанных поверх разрушенного мегаполиса, словно бисер на асфальте (или куриный помет поверх большого свадебного пирога), Скайбокс выделялся особо. Для останков Новосибирска Скайбокс стал чем-то вроде лондонского Сити для Лондона. Центральным районом. Топом. Одновременно – независимым городком. Одновременно – олицетворением высшего богатства и роскоши, в том смысле, в котором его могло понимать только разоренное войной, голодающее население сибирской России, с грубо попранным чувством национальной гордости, недоверием к правительству, деньгам, иностранцам, соседям, родственникам, дружбе, закону и даже к потенциально возможному в народном фольклоре светлому будущему. С острым ощущением случившейся страшной, неисправимой беды. Но при этом – с потрясающе громадным чувством преклонения перед всяким, имеющим власть или кучу денег. И одновременно, разумеется, – с откровенной ненавистью к нему же. Описать этот уровень роскоши нереально. Просто потому, что богатство местных новых сибирских баев было, возможно, и не таким потрясающим, как богатство миллиардеров начала века. Но расцветало оно на фоне фантасмагорической нищеты, уровень которой зашкаливал за самые смелые глюки антиутопистов. Короче, в Скайбоксе тусовалась