Брат мой Авель - стр. 19
– А ты помнишь нашу квартиру в Замоскворечье?
– Как же не помнить. Я стучал в раму, когда приходил, и твоя бабушка отпирала мне дверь.
– Да, жили мы на пятнадцати квадратах в коммуналке с мамой и бабушкой. Бедность жуткая, но ты не брезговал, как многие…
– А помнишь мой катушечный магнитофон?..
– «Маяк»…
– Да, «Маяк». «Воскресенье», «Машина времени»…
– Помню, Алла Пугачёва пела «Я несу свою беду по весеннему по льду»… но мне больше нравилась «Птицы белые мои» группы «Воскресенье»…
– Мой сын исполняет эту песню. Своеобразная, на мой взгляд, аранжировка. Слишком своеобразная. Но многим почему-то нравится.
– У тебя требуют деньги за него?.. Сколько?
Вот и она ступила на неверный весенний лёд. И идёт по нему. Куда?
– Деньги – мусор, – был ответ. – Дело не в деньгах. Надо вытаскивать их оттуда. Я буду действовать по своим каналам, а ты действуй по своим.
– Но я… у меня… Какие у меня каналы?! У меня всего лишь фармфирма. Конечно, оборот неплохой. И служба безопасности есть, но я далеко не олигарх. Я подключила все связи. Ночей не сплю, думаю о том, кому ещё в ноги броситься…
Ася говорила что-то ещё. Фурункул её боли прорвался бурной тирадой. Она самым постыдным образом расписалась в жалости к себе. А ведь раньше она не жаловалась. Ни с кем не обсуждала свои семейные дела, понимая, что многие считают её единственного ребёнка неудачным, а её самоё сумасшедшей еврейской мамашей. Но тут её почему-то прорвало.
– В ноги никому бросаться не надо… – проговорил Гречишников. – Ты веришь в Бога? У нас, христиан, с вами, евреями, есть общее – Ветхий Завет. Мы с тобой оба принадлежим к так называемым авраамическим конфессиям…
– А помнишь, во времена молодой Пугачёвой и «Воскресенья» мы о религиях не говорили. Для тебя не имело значения, что мои мама и бабушка обе еврейки или ашкенази, как сейчас говорят. Просто мы с тобой оба были русскими…
– Тем более!
– И мой Сидоров был русский…
Гречишников где-то в Хорватии усмехнулся.
– Сидоров-то да, тоже русский. Но твою интеллигентную маму, помнится, раздражал мой суржик. Поэтому она решила, что мой сын будет сыном Сидорова.
– Тише! Перестань!!!
Гречишников снова рассмеялся.
– Честно? Я тогда не придал этому значения. Я был молод, и ребёнок для меня являлся чем-то абстрактным. В отличие от тебя. Твоя мама вершила наши судьбы: твою, мою, нашего сына, Сидорова…
– Мамы не стало десять лет назад…
– От суржика я избавился ещё раньше. Слышишь? Я говорю по-русски чисто, как какой-нибудь москвич.
– Свят, послушай…
– Я к тому, что Бог не случайно свёл наших детей вместе в такой непростой передряге. Они братья. Голос крови даст о себе знать. Внукам твоим скорее всего хана…