Большие маленькие люди - стр. 20
Ольга Гавриловна размягчалась, тихо смотря в окно, и мне почудилось безумие – я подбегаю и обнимаю ее. Я стряхиваю с ее плеч железную усталость, уже начавшую ржаветь, но еще не поддавшуюся ржавчине стойкость.
Я поняла, что-то происходит с ней, и это останется навсегда.
– Достаточно, Михаил, – Ольга Гавриловна медленно, с усилием повернула голову к доске, – садись, четыре с минусом.
Четыре с минусом. Еще недавно за такое и тройки было жаль, а сейчас – четыре с минусом! Димка выглядел так, будто его заперли в захламленной кладовке и завязали руки, чтобы он смотрел, но не мог прибрать. Отчаяние и беспомощность. Он не мог опомниться и принялся поправлять линейки и ручки, двигая их на неотличимое от прежнего расстояние.
Я проводила Мишку взглядом до его парты. Сашка заметил мой взгляд. Он быстро оглянулся по сторонам, мельком глянул на учителя и, глядя мне прямо в глаза, провел пальцем по шее. Потом ткнул пальцем в меня, приложил обе руки к шее и стал себя душить, вывалив язык и закатывая глаза. Я лишь усмехнулась и показала ему жест, означающий «не пошел бы ты». Трусишки вроде него никогда не решаются воплотить свои угрозы.
Как оказалось позже, я ошиблась.
Сразу после Мишкиного ответа прозвенел звонок. В дверях кто-то толкнул меня и, оглянувшись, я поймала знакомый недоброжелательный взгляд. В коридоре Санька схватил меня за рукав и оттащил за угол. Меня это забавляло, но стоило быть начеку.
Он схватил меня и ударил спиной о стену. Я удержала голову от удара затылком в зеленый бетон. Желание забавляться вытряхнуло, и я забеспокоилась. Санька злобно смотрел и колебался. Запал потихоньку гас, и он начал кусать губу, чтобы не расклеиться еще больше.
– Что надо? – два рубленых слова, быстро и на выдохе – то, что нужно. Это явно не тот случай, когда собеседник терпелив и вежлив, готов ждать, пока я соберу во рту буквы в длинные слова и договорю предложение, если вообще получится.
Санька колебался. Если бы не презрение и едва различимый оттенок страха внутри меня, я почувствовала бы нечто, очень близкое к сочувствию. Непонятно и чудно, но его явная неспособность совершить желаемое вызывали сочувствие. Его щека подергивалась, время поджимало, в любое мгновение кто-нибудь мог увидеть происходящее, но он все кусал губу, морщил нос, и только сильнее сжимал в кулаках кусочки моей одежды.
Мы смотрели друг другу в глаза. Я выжидала чего-то, и это стало неожиданностью. Резко согнуть колено и все кончится. Но я… да, точно. Я бросала вызов.
Давай, Санька. Хочу посмотреть, из чего ты скроен, крепко ли подогнаны детали? Что во внутренних карманах твоих мыслей? Аккуратен ли крой или во все стороны торчат нити и узелки чувств?