Большие маленькие люди - стр. 14

– Ольга Гавриловна! – выпалила я на одном дыхании, так всегда легче. Я подошла к ней после урока с тетрадью, где красным стояла тройка.

– Да, я тебя слушаю, – не поднимая головы, она отозвалась, будто отвечая классному журналу.

– Тройка, – слово далось с большим трудом, и я покраснела от стыда, ставшего привычным. И от злости, ставшей другом. Слишком близким другом.

– Очень грязно и много исправлений, – Ольга Гавриловна продолжала отвечать журналу.

– Но… но… я… старалась… ведь это… трудно.– Я почти задохнулась от возмущения и запуталась. Ольга Гавриловна подняла голову, и посмотрела мне в глаза. Это что, укор или мне померещилось? Осуждение? Будто меня тряхнули и привели в чувство. Или это было: «Я знаю, что ты хочешь сказать – и это тебя не красит»?

Я поняла все и от силы невысказанного сжался желудок. Я сжала челюсти, чтобы скрыть за злостью то, что мне открылось. Только бы она не поняла, что я все знаю. Это будет слишком. Слишком близко ко мне.

Но Ольга Гавриловна по-прежнему с невозмутимым видом изучала строчки в журнале. И тут в ужасе я подумала, может, она тоже притворяется? Только притворяется, что ничего не происходит, а внутри у нее горит пожар или пробегает смерч, как у меня?

Я отошла к своей парте, бросила тетрадь на стол и выбежала из класса на перемену. Пусть хоть что-то будет выглядеть нормальным. Я на перемене вместе со всеми.

Что я хотела сказать? Я старалась, не ставьте мне тройку, как всем в этом случае, ведь это… ведь это я. Вот что я хотела сказать тогда и осеклась. Пожалейте меня, относитесь ко мне по-особому, вот что я едва не сказала. Я не как все. И вы это знаете, Ольга Гавриловна.

Где же ваша жалость?!

Неужели она поняла, неужели она разгадала меня? Неужели этот укор во взгляде означал, что она угадала мою игру? Она узнала мою тайну. Жалость мне не нужна. Я и дальше молча буду корпеть часами над простыми уроками, пока другие гоняют мяч во дворе, когда другие уже давным-давно все сделали на пятерку.

Лишь бы только никогда не увидеть пятерки за неряшливые троечные каракули, лишь бы не услышать осторожный, медленный тон, обращенный ко мне. Тон, которым обращаются к больным, не желая их беспокоить. Тон, который рисует красный крест над твоей головой. Таким тоном говорят с теми, у кого нет будущего.

Удивительно, как мы по-разному боимся одних и тех же вещей.

Время придает всему более четкие очертания, одновременно размывая все неважное. Или, может быть, то, что кажется неважным, становится ступенькой на следующий этап.

Наступило время, когда я стала получать четверки за правописание чаще, чем тройки. И вот однажды, открыв тетрадь, я увидела пятерку напротив моих плотных, кряжистых букв и цифр.