Размер шрифта
-
+

Блюме в опасности - стр. 15

Куват вышел во двор, чувствуя лишь разочарование и бессилие. Он старался меньше курить, но сейчас ему остро захотелось ощутить во рту горький вкус гвоздики, чтобы приглушить это накатывающее чувство невозможности что-либо изменить. Когда именно зародилось у него внутри это чувство, он не мог вспомнить, скорее даже отгонял от себя любые попытки вспомнить и понять; он только по временам замечал, как оно нарастает, становится мощнее и охватывает его целиком; настолько, чтобы полностью притупить желание работать.

И тут он услышал, как дрозд запел.

В начале это было лишь горловое рокотание, и Куват даже решил, что ослышался; но рокотание росло, переходя в свист точно человеческий: долгий удивленный присвист, звуки «кар», «гар», перетекающие в тонкое бульканье, потом высокий резкий звук как у трещотки, ровный, ритмичный; шипение с резким высоким придыханием, будто человек пытается свистеть в беззубую щель, молчание; мелкая тихая дробь чистых звуков, длинные надрывные высокие звуки, будто кто-то метет веником со всего размаху вправо-влево; рваный грубый визг, будто птица давится и вот-вот задохнется.

Птица пела и покачивалась из стороны в сторону, отчего и была названа в шутку Пьяной; и за те редкие мгновения, когда она показывала, что совершенство возможно – Богом.

И, наконец, Пьяный Бог пропел высоким переливчатым звоном как у Худ-Худа, чистую трель колокольчика, правда, всего несколько мгновений. Потом птица противно закаркала, но и этого было довольно, чтобы Куват улыбался так, будто не слышал ничего до и после этих звуков.

Куват был также упрям, как и его любимая птица.

Бабуленька торопилась, что не сочеталось с ее ленивой манерой рассказа, и Минго запыхался, пытаясь не упустить ни одной подробности и не споткнуться о банку с краской, которую он едва волочил двумя руками; край банки то и дело бился о коленку, и мальчишка морщился, стараясь не пролить тяжелую густую смесь.

– Призрак с желтыми глазами и перепончатыми пальцами. Живет на дереве. Слепнет днем, а видит только ночью… На горе Катимбо, в национальном парке, – бабуля описывала местность, потирая указательный и средний палец друг о друга, будто они скучали по сигарете между ними, – это в другой части острова, рядом с Палу… большой такой город на берегу пролива… Дрянь!

Бабуля увернулась, а Минго хлестнуло веткой по лицу, он застыл от неожиданности и страха, глотая воздух, отчего заболело в груди; ему показалось, что ударила лапа призрака с перепончатыми пальцами; Минго стало не по себе, несмотря на утренний свет, такой неподходящий для страха.

Страница 15